– На! – швырнул в клубок ивовый жезл Джор, и древняя палочка вспыхнула и задержала на мгновения неотвратимую смерть, испепелила сотую часть заклятия, но не остановила его.

– Что делать, Тис? Что нам делать? – пролепетал Джор.

– Ничего, – покачал головой Тис, раскинул в стороны руки и шагнул вперед. – Спрячься за меня.

Он растянул руки как можно шире, растопырил пальцы, поблагодарил неслышно Габа за его предусмотрительность, Гантанаса за скопище защитных заклинаний на жилете Габа, Джора за брошенный ивовый жезл, Гаоту и собственных друзей за защитное заклинание, которое сейчас обжигало самого Тиса, но не давало ему поддаться страшному заклятью, оставило его в сознании, и стал сплетать то, что начало подниматься из самой глубины его существа. То, о чем он даже не подозревал. То, что не явилось к нему в страшных испытаниях на средней башне приюта несколько месяцев назад. То, отчего он и сам едва не умер. То, что он получил от своей матери или от ее предков, открыв страшный ключ под названием «Мертвые». Самая темная магия из возможных, та, о которой упоминала Мисарта, споря с Граном и называя ее черной, сейчас натягивалась между руками Тиса невидимой сетью, обжигая ему руки. За спиной Тиса заохал Джор, и Тис почувствовал, что его сила не убывает, а прибывает. Затянувшиеся мгновения, кажется, обратились в долгие минуты, вновь послышался скрип двери, и сил стало еще больше. И еще больше. И еще чуть-чуть больше, пусть даже Гаота, Дина и Йора начали попискивать от напряжения. Но при этом рос и клубок оскаливших пасти ядовитых змей, каждая из которых была способна лишить жизни едва ли не всех обитателей Стеблей. Они уже почти добрались до ног Тиса. Оставались какие-то жалки полтора шага.

Но заклинание было уже почти готово. Тис выкрикнул какие-то слова на незнакомом ему языке и хлопнул в ладоши. Замкнул сеть. И в то же самое мгновение змеи словно получили свободу, но бросились не на Тиса, а друг на друга, пожирая сами себя. И когда самая последняя из них попыталась сомкнуть пасть и скользнуть обратно под жилет застонавшего Габа, перед Тисом появилась преобразившаяся Фаола и пронзила ее своими лезвиями.

– Все было из-за этого? – спросила Гаота.

Почти целый год троица не появлялась в личных покоях Гантанаса, что было в какой-то степени объяснимо, последний, пусть и единственный их визит к нему закончился небольшим пожаром, стол старшего наставника во всяком случае сгорел. Но после сегодняшней, едва не ставшей трагической истории, что приключилась в кузнице, их возвращение под крышу учительского дома, в обиталище самого уважаемого из наставников, туда, где они получили собственные мечи и кое-что узнали про самих себя, все-таки состоялось. У центральной каминной трубы и одновременно опоры жилища Гантанаса стоял уже другой стол, полки вдоль стен были те же, и ящики, и коробки, и корзины, и кувшины на них стояли те же самые, и даже небо над головами, что заглядывало в мансардные окна, тоже, хотя теплая осень приукрашивала и его, но сам Гантанас уже не улыбался. Он сидел напротив трех одиннадцатилетних девчонок и смотрел куда-то в сторону.

– Мы сделали что-то не так? – осторожно предположила Дина.

– Что с Тисом? – спросила Йора. – Он опять что-то натворил?

– Нет, – негромко ответил Гантанас, и троица подумала, что их вечно худой и обходительный наставник явно нездоров.

– Вам плохо? – спросила Гаота.

– Нет, – повторил то же самое слово Гантанас и с некоторым усилием улыбнулся. – Мне не плохо. Мне трудно, сложно, нелегко. Но я отдаю себе отчет в том, что все мои нынешние трудности могут показаться однажды всего лишь забавным приключением. Впрочем, не могут. Ни одно приключение не может считаться забавным, если оно закончилось чьей-либо смертью.