Они глупо хихикали, шушукались о чём-то своём. Я обижалась, злилась, не понимала их интереса. Не доросла, как они говорили.

И тогда я придумала, как вернуть внимание подруг. Это был шаг в бездну. Я тогда не понимала, на что «подписалась».

– А спорим, я сумею с ним познакомиться и даже подружиться?

– Ты? – недоверчиво спросила Марина и окинула меня задумчивым взглядом. Это было не презрение, а очень большое сомнение в моём личном обаянии и предприимчивости.

Летка ахнула:

– Да ну, Танич, перестань! Кто мы, а кто он? И вообще… Мама говорит, он бандит. Надо его десятой дорогой обходить, мало ли. Особенно девочкам.

Летка, как любая девочка из «приличной семьи», любила цитировать маму, а в глубине души мечтала нарушать всевозможные правила, но желательно без последствий.

– Ты не обижайся, Тань, но это без шансов, честно.

У Марины всегда всё было честно. И слишком прямолинейно. Пуля в лоб – и до свидания.

– Это ещё почему? – нехорошо прищурилась я.

Я бы ещё и руки в боки, и ножку бы отставила, но это слишком по-плебейски, недостойно «девочки из хорошей семьи с глубокими интеллигентными корнями». Хотя иногда хотелось выйти за рамки. Шагнуть за барьер. Сделать что-нибудь вопиюще-безумное.

– Ну, ты себя видела?

Дурацкий вопрос. Конечно. Каждый день в зеркале. Тощая, высокая для своего возраста. Две косы до лопаток, юбки до колена, и вечный футляр со скрипкой, что при ходьбе больно бил по ногам.

– И что со мной не так? – сделала я шаг в сторону Марины. Впервые в жизни мне хотелось вцепиться ей в волосы. Дожились.

– Всё так, – замахала руками, как мельница – крыльями, Летка. – Перестаньте, девочки.

– Нет, ну если ей очень хочется, пусть попробует, – пёрла вперёд, как паровоз, Маринка. – Поставим сроки, забьёмся по рукам. Придумаем условия.

– Попросишь у меня прощения, например, – я не собираюсь останавливаться, но сама пугаюсь собственной смелости.

– Жаль, что ты не моя сестра, – мечтательно улыбается Марина, – а то бы месяц вместо меня посуду мыла, или лучше три месяца.

Мы больше спорили, кто кому и что будет должен. Зато в тот вечер я полностью перетянула внимание на себя.

– Две недели, – это был мой срок, за который я должна была совершить невозможное. – Я прошу у тебя прощения, если выигрываешь ты, а если ты проигрываешь, то честно признаёшься, что дура, и десять раз угощаешь нас мороженым.

Вот такой смешной была цена моего безумства.

Вспоминая то время, сейчас я думаю: какие мы были глупые. И как неумело корчили из себя взрослых. А у самих, как говорится, ни рожи ни кожи. Зато гонора и дури – выше небес.

Это были полные адреналина дни. Пару из них я потратила на то, чтобы отправиться в соседний двор. Нужно же было с чего-то начинать. А я не представляла, как можно пересечься с самим Королём да ещё внимание его привлечь.

Но признаваться вслух, что я дура, не хотелось, поэтому через три дня я превратилась в шпиона. Не очень умелого. Но зато, как мне казалось, отважного.

Как много, оказывается, может узнать одна праздно шатающаяся девочка со скрипкой. Через неделю я знала, когда Король выходит на улицу, с кем встречается, куда ходит.

Я вдоволь налюбовалась, как он бегает по утрам и подтягивается на турнике. Почему-то мне казалось: он бахвалится, выставляет себя напоказ. Ведь у всех нормальных мальчиков этим можно заниматься дома или в спортивном клубе.

И Король ходил в один из них – какой-то полуподвал, где большие мужики (так мне казалось) таскали «железо».

Время утекало, а я так и не придумала, как подступиться к основной задаче. Маринка была права: я ничем не могла его привлечь. Те девушки, что на него цеплялись, обладали неоспоримыми преимуществами: они созрели, как сочные персики, а я – прямая палка. И на то, что я девочка, указывали лишь юбка да косы.