– ты шутишь сейчас?

– нет, – спокойно ответила кира.


в темноте ее лицо казалось чужим. ян рассматривал ее, словно пытаясь собрать воедино новые для него ломкие линии – заострившийся нос, резкий подбородок, впалые скулы, о которых она всегда мечтала (о чем она еще мечтала? выучиться на режиссера? выпустить альбом? переплыть босфор? родить еще ребенка? невозможно вспомнить). линии отказывались собираться во что-то хоть отдаленно знакомое.

«смотрю ее, как наташа ростова – оперу», подумал ян и рассмеялся.

– что смешного? – так же спокойно спросила кира. – а чем нам тут плохо?

– а чем нам тут хорошо? – тихо спросил ян.

кира напряглась, скинула с себя плеть руки мужа и пошла на кухню. оттуда донесся шелест бумажного пакета.

ян закрыл глаза.


наступила осень. соня с ворчанием пошла в школу – она уже раструбила всем одноклассникам, что уезжает в другую страну, и теперь возвращение выглядело позором. walk of shame! кричала она из прихожей на своем отполированном репетиторами и сериалами английском, хлопала дверью, и в квартире повисала тишина. ян вставал рано, с остервенением работал и варил супы, кира спала до полудня, с остервенением драила квартиру и ела сыр – уже без хлеба, просто кромсая его ножом и слизывая с лезвия без малейшего страха порезать язык. в лавку они ездить перестали – теперь сыр попадал прямиком в квартиру, но сначала его нужно было забрать у соседей. кира стала заходить к ним: сначала к двери – воровато, как у курьера из сексшопа, выхватывала сверток из рук майка, потом начала заходить внутрь, потом стала проводить там часы. это ян заметил не сразу.


– что ты там делаешь? – однажды вечером спросил ян, словив ее в дверях.

– ну так, – неопределенно пожимала кира плечами. – болтаю.

– значит, так, – жестко сказал ян. – я тебе туда ходить не разрешаю, сыр этот ебаный ты есть прекращаешь, начинаешь нормально питаться и заниматься ребенком. ей, кстати, тоже туда нельзя.

– что нам еще нельзя? – спросила кира. – что нам тут всем еще, блядь, нельзя?

ян с удивлением посмотрел на жену. она глядела на него с яростью, от которой веяло холодом и козлиным душком. он тихо покачался на пятках и пошел обратно в кабинет. сел перед монитором, дрожащим курсором ткнул в черную жирную строчку во входящих, прочитал письмо, долго смотрел в экран. пошел на кухню, налил стакан выдохшегося от старости портвейна и закурил.

– кури на балконе, – раздраженно сказала кира.

– мы уезжаем, – сказал ян.

кира медленно опустилась на стул.

– когда? – спросила кира.

– через месяц. мне пришло подтверждение. осталась проверка службой безопасности, но это формальность. визы нам сделают за пару дней.

кира подперла лицо кулаком и принялась смотреть в окно.

– ты ничего не скажешь? – спросил ян.

– мы не поедем, – сказала кира.

ян уставился на жену.

– в каком смысле?

– в прямом.

– ага, – сказал ян. – это еще что за новости?

– ну почему новости. просто я уже не понимаю, чтобы что. чем там будет лучше? что мы будем делать? так же дома сидеть? я дома хочу сидеть дома. кому мы там нужны, кроме твоих рабовладельцев? там для нас ничего.

– а тут что? – тихо спросил ян.

– и тут ничего. но тут хоть наше ничего.

– так, – сказал ян. – я сейчас пойду этому майку с его липой их сраный сыр с героином в дупу запихаю. что они тебе там в голове накрутили?

– ничего не накрутили, отстань от них, нормальные люди.

– да что в них нормального? – заорал ян.

кира даже не пошевелилась.

– мы не поедем.

– оставайся, мы с соней поедем.

кира наконец посмотрела на мужа.

– ты не понял. мы все не поедем.