Дорв вышиб дверь с одного удара.

Я влетела в комнату, в правой руке сжимая меч, в левой нож. За мной Дорв, с кривым кинжалом, мало уступающим моему мечу в размерах.

Майорин поднялся с колен, выдернул кинжал, хищно полыхнувший тремя рубинами в рукояти, труп на полу слабо дернулся. Еще два тела лежали на тюфяках. Эта клетушка была чуть больше соседней, но спальных мест в нее влезло три.

– Уже собирался идти тебя искать. Ты что такая взмыленная?

– Я тебя… спасать…

– Ты… меня? О, мастер Дорв, быстро с вас чары сошли.

– Чары?

– Вот этот, – Майорин указал на труп, – пожелал вам долго спать. Думаю, пора командовать опустить сходни, там наверху, кажется, все с ума сходят.

Дорв кивнул и вылетел из каюты.

– Что здесь произошло?

– Потом. Быстро седлай лошадей и едем.

– Майорин?

– Нет. Потом, я пока обыщу этого гада.


Пеструшка недоела овес. Мутная влажная дорожка с продолговатыми зернами бежала ото рта к загородке стойла. Под белым в гречку телом растекалось второе пятно. Темнее. От него пахло кровью. Остекленевшие глаза смотрели в пустоту.

Они не нашли меня, но нашли мою лошадь. Стрелку не тронули, но вдвоем на одной лошади далеко не ускачешь.

– Ты чего там копа… Жаль, – оборвал сам себя колдун. – Где твои вещи?

– На палубе.

– Деньги, меч, куртка у тебя?

– Да.

– Пойдем. – Майорин схватил меня за руку и рысью понесся к комнате верховодящего. – У него должны быть деньги.

– Что ты делаешь?

– Граблю старого пирата. – Тюфяк тренькнул, колдун вспорол плотную ткань и вытащил увесистый кошель. Развязал шнурок и высыпал примерно половину, остальное запихнул обратно в дыру.

– Брал бы все, грабить так грабить…

– Здесь стоимость лошади, седел и наша плата за проезд, остального мне не надо.

– Посчитай еще тогда мой отрез и сапоги, – мрачно предложила я.

– Обойдешься!

Из трюма мы выбрались на палубу, но не через широкий сход, по которому можно лошадей провести, а через квадратный лаз, где спускалась матросня во время плавания.

– Не попадайся никому на глаза и ищи веревку.

– Помолиться не велишь?

– Айрин, не препирайся.

– А ты не командуй. Вон моток висит, пойдет?

– Да.

Веревку колдун привязал к перилам и выбросил за борт, в напутствие пожелав мне не издавать особого шума и плеска.

Плыли под водой, лишь иногда выныривая – захватить воздуха.

Семьдесят лет граница Хордрима пролегала на двести верст севернее, чем сейчас. Молодой хищный Хордрим бурно развивался, ему не хватало земли, а город, стоящий в устье Урмалы, постоянно сталкивался лбами с Урмалской слободой, принадлежащей Велмании. Лезть в Инессу южане побоялись, но за Велманию взялись с завидным аппетитом, начав со слободы. Редрин де Морр – дед нынешнего государя, в ту пору воюющий с северными княжествами, подсобрал рать да бросил ее на оборону. Но Хордрим очень хотел новых земель.

Отбить Урмалскую слободу с наскока не удалось. Редрин был государем мудрым. Оставив хордримцев радоваться завоеванному устью, отстроил на месте небольшого села каменный кром с собственной речной верфью. Через год, когда хордримцы собрались еще немного расширить свои границы, их встретили новенькие корабли с инесскими колдунами на бортах и боевая рать, отозванная из Сауринского княжества, которые готовы были ноги хордримцам целовать за неожиданное прекращение затяжной завоевательной войны и подписание мирного договора. Роканку взять не удалось, дельту отбили в течение года, а Хордрим отбросили на те самые двести верст.

Больше Роканка в боевых действиях не участвовала, зато стала крупным торговым городом на пересечении Урмалы и юго-восточного тракта. Вокруг крома вырос посад. Вот у посада и расположился причал, куда пристала наша баржа. Берег здесь был высокий, крутой. Незаметно не заберешься.