Идет, идет, близится благословенная, дар Божий, спасительная!..

Смяла, скрутила пальцы, ступни, ладони, поднимается выше…

Возьми, возьми скорее это старое грешное тело, дай унестись прочь от него, постылого, ненавистного!..

Хорошо, хорошо…

Вот уж извивается оно в жестокой муке, вот уж мутится разум…

Слава тебе, мать-спасительница Боль!..

О-о-о… Ты уж оставляешь, оставила, уходишь?.. Значит, еще не конец?.. Смилуйся, сколько же муки впереди?

Ушла. Лишь мертвая слабость во всем теле, лишь оглушительный звон в ушах да рассеченная об острый камень нога. Набились в рану дорожная пыль и песок, горячо, звонко тукает в ней кровь – и болит, болит…

Но эта боль – не боль. Она уйдет без следа. Сколько было этих ран… Ими, как корой, покрыты ступни-и все затянулись…

Что ж, может, встать и пойти? Ступить покрепче на больную ногу, чтобы боль отдалась во всем теле.

Но не слушается тело…

Надо отдохнуть еще здесь, в тени огромного валуна.

Это в ушах звон? Или воздух звенит от жгучего зноя?

Напиться бы… Пожалуй, и силы тогда появятся. Дойти бы до леса… Вот он синеет вдали. Ав лесу найдется ручей.

Долго. Не дойти.

Впереди, кажется, колодец, но к нему не подойдешь: по этой дороге ходят люди. Вот и сейчас идет по ней путник, в грубой серой хламиде, подпоясанной вервием, с посохом в руке.

Он молод и силен, легки его движения, прекрасно лицо. Подозвать его? Не подойдет.

Ну так что ж, чем жажда хуже боли? Будь же и ты благословенна, жажда! Ты спасаешь от страшных мук больную душу не хуже, чем боль.

Повернул юноша голову, замедлил шаг, остановился, направился к валуну. Да полно, мальчик, не надо.

Трещотку в руки. Эх, пальцы не слушаются!..

Пой, трещотка, пой! Вызванивай свою деревянную песню! Оповещай всех здоровых и душою, и телом: прочь от меня, прочь! Берегите тело свое от проказы! Берегите душу свою от проказы!

Но не испугала путника песня трещотки. Подошел он ближе и опустился на колени возле того, кто сидел в тени валуна.

– Брат мой, тебе плохо? У меня есть вода, напейся!

Он снял с веревочного пояса легкую флягу из древесной коры. Несчастный замотал головой, пытаясь отказаться, но юноша уверенно откинул с его лица грязное покрывало и поднес флягу к губам.

Старец пил жадно, задыхаясь и захлебываясь, редкие волосы слиплись на висках, и капли стекали по впалым щекам, смешиваясь со слезами, и бежали дальше по глубоким морщинам и шрамам.