– Чё? Ты кишка, что ли? Это бой. Бокс! Гладиаторы раньше насмерть херачились… Мужик должен уметь драться. Давай вперед! Первый раунд! – Ленька Жмых дунул в свисток.

Костя машинально поднял руки в боксерскую стойку, замер. Ладони, видать, в кулаки не сжал, руки у него в черных рукавицах гляделись как обрезанные ласты. Машкин тоже поднял руки по-боксерски. Встряхнул головой, откинув назад черную челку, сжал тонкие губы. Без всяких прыжков, финтов и обманных движений Машкин подошел к Косте и ударил его кулаком в лицо. Тот упал. На земле он лежал также замерше, держа перед собой руки, не сыгравшие для него защиты.

– Чё, живой? – спросил Жмых, нагибаясь. – Крови не видно. Вставай! Бой продолжается.

Лешка помог соседу подняться.

– Не трусь! Он-то тебя бьет. И ты его. Надо один раз себя пересилить, – настропалял он шепотом. – Вмажь ему, Костя! Вмажь, не жалей…

Жмых снова свистнул, приказал:

– Бокс!

На этот раз Костя и вовсе не успел поднять руки, а Машкин церемониться не стал, еще скорее подошел к нему и со всей силы, оскалясь, ударил прямым ударом в нос. Костю опять снесло с ног. Из носа потекла красная жижа.

– Это не бой. Лажа какая-то… Победа Машкина! – Как заправский рефери, Жмых поднял руку победителя. Побежденный Костя Сенников стоял на коленях, рукавом утирал расквашенный нос, виновато улыбался.

…Еще недавно они дружески распивали дешевый портвейн, который продала им продавщица по липовой записке – «просьба инвалида войны продать внуку литру вина…», обсуждали красоту и некоторые душевные достоинства одноклассницы Ленки Белоноговой, – а теперь ненавидели друг друга лютой ненавистью, которая возможна в четырнадцать лет между истинными врагами.

Лешка Ворончихин и Игорь Машкин дрались насмерть.

Словно для затравки, для разогрева, они попрыгали возле друг друга в боксерской стойке, поогрызались:

– Сдал меня Кирюхе? – сквозь зубы цедил Лешка. – Сам загремел в ментовку и на меня капнул.

– Кирюха на понт берет, – отбрыкивался Машкин.

– Откуда она про записку для продавщицы знает?

– Что за базар? – взвыл Ленька Жмых. – Бокс!

Тут Машкин набросился на соперника, точно сорвался с цепи. Оскалившись, он бил Лешку куда попало, не давая тому очухаться и нанести ответную плюху. У Лешки челюсти клацали, из груди рвался болезненный выдох, даже стон. Искры в глазах. В какой-то момент Лешка почувствовал во рту вкус крови: неужели всё – побит, проиграл, не отомстил предателю? Нет уж! Лешка проглотил кровавые слюни, стиснул зубы, ринулся сквозь толчею встречных ударов, изловчился, всадил Машкину кулаком в «поддыхалку», а когда тот приосел, вмочил правой в челюсть.

– Брэк! Брэк! – проорал Ленька Жмых, растолкал соперников на стороны. Накинулся на Лешку: – Язык покажи!

Лешка язык не показал, ткнул рукой в сторону Машкина:

– У него тоже губа разбита! – И тут же кинулся волком на соперника.

– Ну чё? Тогда – бой! – запоздало провозгласил Жмых-рефери.

Дальше пошла просто драка. Ленька Жмых понапрасну дул в свисток, кричал:

– Зачем перчатки сбросили?.. Э-э, вы чё, ногами нельзя!

Они уже дрались за рингом, оттеснив наблюдавших пацанов, дрались без правил и вместе с болью и матюгами выливалась горючая обида:

– Ты у меня, сука, еще за Ленку схлопочешь! – шипел разъяренный Лешка, забравшись на соперника верхом.

– Раком я ставил твою Ленку! – не сдавался верткий Машкин, уворачивался от ударов, сам оказывался наверху.

– Сука, предатель! – локтем, безжалостно бил Лешка в живот.

– Сам урод! – Машкин тоже не давал спуску.

Наконец, видя разбитые в кровь, опухшие, истерические лица соперников, Ленька Жмых гаркнул властно, пресекая: