– Но я не пишу книги, я работаю в комитете государственной безопасности! Уже тринадцать лет.
– Подскажете координаты, где людей клонируют? Или где двойников готовят, я бы с удовольствием посмотрел на своего двойника. Следуя вашей логике, куда же я дел настоящего Громова? В подвале института в стену замуровал? Кирпичами заложил? Я вам по секрету скажу, еще и заминировал, чтобы такие, как вы, туда не лезли. Тьфу!
– Громов! Твою мать! Помни, с кем ты говоришь!
– Я помню. С сотрудником КГБ СССР?
– Именно. И при этом я являюсь одним из лучших сотрудников отдела и всего управления.
– Это хорошо, поздравляю! Ну, тогда обоснуйте ваше смелое заявление, а то как-то это непрофессионально выглядит!
– Ишь ты, Громов… Языкастый какой! Этому тебя в ГРУ научили?
– Нет. Я таким всегда был. Но в вашу сыскную деятельность это не вписывается, да?
– Не язви, Громов! Терпение у меня не безгранично! Я могу тебя закрыть очень надолго!
– Без доказательств? – я поднял бровь. – Интересно, с удовольствием на это посмотрел бы!
Снова повисла продолжительная и напряженная пауза.
– Я вот не пойму, ты чего такой бесстрашный? Хочешь проблем с самой влиятельной структурой во всем СССР? Это нужно быть дураком, чтобы на такое пойти!
– А я и не иду. Это вы мне навязываете. Выдаете желаемое за действительное! Раз уж объявили во всеуслышание о моем задержании, так потрудитесь объяснить, где же это я изменником стал?
Несколько секунд Кикоть просто буравил меня уничтожающим взглядом, но я и бровью не повел. Затем он взял фотографию из стопки бумаг и протянул мне.
– Узнаешь?
На черно-белой фотографии был изображен я сам. В американской военной форме, лежащий на носилках и без сознания. На втором фото, форму с меня уже сняли – она лежала бесформенной кучей рядом. Там же, на фото, был запечатлен лист бумаги, но что на нем, разобрать было сложно.
– И? – я посмотрел на чекиста. – На фото я, в военной форме Америки, да. Они наши враги, все так. В ходе выполнения задания государственной важности, мне пришлось замаскироваться под противника. Разведчик должен быть находчив. Вся остальная группа выглядела как отряд душманов. Это часть нашей легенды. Странно, что вы до этой мысли не дошли.
– Зачем ты ее надел?
– Чтобы проникнуть в логово лидера местной оппозиции, Теймураза Костолома. Знакомое имя?
– Допустим. Узнал, что было нужно?
– Да. А заодно взорвал там половину здания. На большее взрывчатки не хватило.
– М-м, ясно! – тот покачал головой, затем протянул мне бланк, в пятнах крови, который был мне хорошо знаком по той простой причине, что я сам инициировал его изготовление. Разумеется, его содержимое я тоже знал.
– А это? Английский, ты, конечно же, знаешь, да?
Я кивнул. Он это и впрямь знал. Просто потому, что нас этому учили в ГРУ.
– Тогда ты не удивишься тому, что там написано!
– Конечно, не удивлюсь. Я видел его раньше.
– Да ладно, где? – майор пытался играть со мной в какую-то странную игру, заранее считая себя в ней победителем.
– У меня во внутреннем кармане кителя. Прихватил, когда был в штабе у американцев, на территории лагеря душманов. Там американские военные обосновались. Документ показался мне очень интересным, вот я его и прихватил.
– Зачем?
– Да чтобы передать военной контрразведке! Информация тут ну очень интересная!
– Ах вот оно что! – поднял бровь Кикоть. – А чего же не передал?
Я не сдержался и громко рассмеялся. Затем показал ему мою же фотографию без сознания и спокойно добавил:
– Ну, наверное, потому, что здоровье не позволило! Знаете, сложно контролировать свои действия и уж тем более намерения, когда ты лежишь без сознания! Свидетелей на вертолетной площадке в Асадабаде было достаточно, в госпитале тоже подтвердят, что я четверо суток был прикован к кровати. Капитан Игнатьев был в курсе. Но тут уже у меня к вам вопрос, товарищ майор… А суть этой телеграммы вам ясна?