Виктор решительно выхватил из кобуры скрытого ношения пистолет и просто встал посреди коридора, выставив перед собой руку с оружием.

В следующую секунду дверь с грохотом распахнулась и внутрь ввалился противник. У него в руке тоже был пистолет. Он сразу же направил его на майора.

Кикоть среагировал на опережение и выстрелил без предупреждения. Он знал, что его никто не обвинит, потому что сам факт нападения на действующего офицера комитета государственной безопасности ‒ это уже жесткое обвинение. К тому же, стрелять можно по-разному. Насмерть или только чтобы остановить противника.

Майор это умел – нормативы по стрельбе в тире у него уже сколько лет кряду были выполнены на отлично.

В темноте и глухой тишине прозвучал хлесткий выстрел.

Тут же раздался крик, полный боли и страданий. Майор бил вниз, по ногам. И даже одного выстрела из Макарова хватило, чтобы остановить нападавшего.

Противник выругался, почти сразу упал на кафельный пол. В темноте он выглядел бесформенной кучей.

Рывком устремившись к раненому, майор ударом ноги выбил из его руки пистолет. Тот с металлическим лязгом улетел куда-то в сторону, разметав ошметки стекла от разбитых лампочек.

– Лежать, тварь! – рявкнул майор, придавив его коленом к полу. – Лежать, пока голову не прострелил! Руки держи так, чтобы я их видел!

При этом он держал под контролем вход в подъезд. В любую секунду сюда мог ввалиться его напарник, и тогда непременно последовало бы продолжение схватки.

Но нет. Удивительно, однако второй противник куда-то запропастился.

А спустя секунд двадцать, пока майор ждал, снаружи вдруг взревел движок. Выскочив наружу, он увидел, что вишневая «восьмерка» умчалась в темноту, быстро скрывшись за углом.

Скорее всего, машина угнанная. Только дурак мог приехать убивать офицера КГБ СССР на таком транспорте…

– Зараза! – выругался Кикоть, посмотрев вслед. Затем, сплюнув на землю, он перевел взгляд на раненого. – Ну, ничего. Сейчас мы все выясним!

***

Над названием мы спорили долго.

Вернее, спорили все остальные, кроме меня и командира группы. Игнатьев прекрасно понимал, что номер присваивает командование. А все эти неофициальные названия, это так, между членами группы, не более. Тем не менее, все равно было интересно понаблюдать за тем, как идет подбор вариантов.

Чего там только ни звучало. Шут старался подбирать что-то грозное, сильное. Чтоб при одном упоминании было ясно, за грозным названием кроются еще более решительные и сильные люди. Громы, Барсы, Рыси. Герц кричал что-то про ежиков.

– А почему не Памир? – возмущался Урду. – Это сразу намек на горы и неважно, где будет работать группа и в каких условиях.

– Тор! Молния!

– Знамя! – вмешался Смирнов.

– Сапсан! Или Прибой! – больше всех гудел Самарин.

После всего случившегося в Пакистане, после той лютой перестрелки на каменистом плато, откуда нас лишь чудом смогли забрать наши вертушки Ми-24, этот спор насчет названия группы выглядел как-то совсем по-детски. Да, все молодые ребята, горячие и, несмотря на подготовку, они тоже люди, поэтому такая реакция вполне нормальна.

– Все, хорош! – оборвал дискуссию Кэп, когда градус повысился. – Все! Остаемся без названия!

– Да ну как так, Кэп? – возмутился Корнеев. – Группа спецназа и без названия?! Оно ж как… как корабль назовешь, так он и поплывет!

– Во! Правильно сказал! Чтобы нас знали!

– Мы еще не группа! – строго напомнил Игнатьев. – Забыли, что наше обучение еще официально не закончено? Мы пока что курсанты, грубо говоря. Вот девятого мая все решится и закончится обучение. А дальше, как судьба распорядится. Вернее, судьба и наше дальнейшее командование. Может, у нас вообще боевых выходов больше не будет.