– Когда мы закончим, переоденешься в ее тряпки и будешь сидеть тихо. Через несколько дней мы тебя заберем. Да, воду и еду найдешь там, – она указала на вход, где у стены пристроилась грязная сумка.

– Что будет с Амми? – превозмогая боль и ярость спросила Эва.

Ирма нахмурилась:

– Тебя это не касается. Лучше посиди и подумай, что будет с тобой. И можешь не поскупиться на образы, позже ты поймешь, тебя ожидает участь похуже, ведь то, что будет вытворять с тобой твой хозяин - настоящий ад. Так что готовься.

Мерзкий смех и неутихающий крик - это то последнее, что запомнила Эва, когда от собственной боли помутилось сознание, унося в темноту. В такую желанную, но, к сожалению, недолгую.

Эванжелина очнулась спустя пару часов с жуткой головной болью, ломотой в сдавленной и посиневшей лодыжке и тянущей болью в районе сердца, затмевающей все физические страдания и неудобства.

В этом состоянии она провела два дня, за которые жалость, безысходность, и боль потихоньку вытеснила невероятная злость на саму себя, за свою слабость.

Встрепенувшись в своем углу, она потерла затекшие ноги и размяла шею, покрутив головой из стороны в сторону. Взгляд уткнулся в сумку с едой, о которой она благополучно забыла, думая, что лучше умрет от голода, чем поест из рук живодеров. Но воля к жизни была сильнее принципов. Эва подползла на четвереньках к двери, чувствуя, что магнитное кольцо ослабленно, сунула нос в холщовый мешок.

Бутыль воды и засохший хлеб. Не густо. Но непривередливый желудок был счастлив и радостно заурчал. Если бы он только мог догадываться, что после сытости его хозяйку парализует от убойной дозы снотворного, он бы постарался немедленно все выплюнуть.

***

Девичьи веки долго трепетали, прежде чем открыться. Казалось, сверху их придавили чем-то очень тяжелым. С десятой попытки Эве все же удалось побороть груз, и она встретила полумрак. Взгляд медленно ощупывал явно небольшое помещение, где с потолка монотонно капала вода, стекая на макушку.

«Интересно, сколько я тут валяюсь, если волосы полностью промокли?» – подумала она, чуть запрокидывая голову и подставляя под живительные капли потрескавшиеся губы.

Просыпаться и осознавать себя в месте, похожем на пещеру, при том очень вонючую, неприятно. Но только не той, кто проводил ночи в более неприветливых местах, например, в медвежьей берлоге. Вспоминать об этом очень не хотелось, но вонь от испражнений и мокрой шерсти услужливо напомнили те занятные времена.

Прогнав образы прошлого, Эва припомнила сумку с отравленной едой, хотела наслать проклятья на головы трапперов, но вместо слов из горла вышли только хрипы.

«Чтоб вас волки загрызли и лоси затоптали!» – крикнула в сердцах она, поднимаясь. Ей уже надоело, что вода успела промочить не только рот, но и все лицо.

Как взъерошенный воробушек, она встряхнулась, резко мотнув головой, и тут же об этом пожалела: по вискам будто ударили молотом, боль от которого разошлась по всему телу, выворачивая наизнанку. Эву начало лихорадить, холодный пот завладел телом, сильно затошнило, а после вырвало.

Несколько долгих минут ушло на восстановление чувствительности и прекращение болезненных желудочных спазмов. Отдышавшись, Эва наконец смогла полно осмотреть свое новое пристанище и убедиться, что она на самом деле находится под землей. Неровный скальник покрывали слизь и плесень. Над головой вырисовывались обломанные сталагмиты.

«Значит, пока я была в отключке, они меня сюда притащили. Неужели это и есть «нора», которой они меня пугали? Хм…». Она скептически осмотрела пол и поняла, что она не первая, кого тут держали. Помимо чьих-то испражнений, которые никто не спешил убирать, здесь были куски ободранной одежды и даже чьи-то кости. Думать, что они человеческие, не хотелось, так же, как и проверять.