– Вроде бы нет, – ответила Эйнджи, выпуская к потолку струю дыма. – Мне даже адвоката не дали.

– А зачем тебе адвокат? – отозвался Ковач. – Тебя же ведь ни в чем не обвиняют.

– Тогда почему меня держат в этой вонючей дыре?

– Потому что это очень сложный случай. Например, нам нужно установить, кто ты такая.

– Я уже сказала, кто такая.

Вместо ответа Сэм вытащил из папки удостоверение личности и, сопроводив многозначительным взглядом, протянул Кейт.

– Тебе двадцать один год, – невозмутимо произнесла та, глядя на документ, и стряхнула пепел в пустой стаканчик из-под кофе.

– Там так написано.

– И еще сказано, что ты из Милуоки.

– Была. Потому что уехала.

– Там остались какие-то родственники?

– В живых – никого.

– Извини, я не знала.

– Да ладно вам притворяться.

– А здесь? Здесь есть кто-нибудь? Тетя, дядя, двоюродные братья или сестры, на худой конец, самая далекая родня? Кто угодно, хоть цирковой клоун, кому бы мы могли позвонить и сказать, что ты здесь. Тот, кто бы морально поддержал тебя.

– Нет, я несчастная сирота, – ответила девушка с язвительным смешком. – И на фиг мне сдалась ваша родня, я прекрасно обхожусь без нее.

– Эйнджи, у тебя есть постоянное место жительства? – поинтересовался Ковач. – Ты ведь должна понимать, что произошло. Ты единственная можешь опознать преступника. И мы должны знать, кто ты такая.

В ответ свидетельница закатила глаза, как это умеют делать лишь девушки-подростки, всем видом давая понять, что ее порядком достали и, вообще, она им не верит.

– Я назвала вам мой адрес.

– Ты назвала нам адрес квартиры, от которой у тебя даже нет ключей. Ты даже не можешь сказать, кто там живет, кроме тебя.

– Я вам уже все сказала.

С этими словами Эйнджи вскочила и отвернулась от стола. Пепел ее сигареты полетел на пол. Голубой свитер под джинсовой курткой был либо обрезан, либо сильно подсел при стирке, открывая взгляду тощий живот: пирсинг в пупке и еще одна татуировка – три капли крови, которые капали куда-то за пояс ее грязных джинсов.

– Ее имя Молли, – сказала она. – Мы познакомились с ней на вечеринке, и она сказала, что я могу пожить у нее, пока не подыщу себе крышу над головой.

Кейт уловила в голосе девушки легкую дрожь. Обратила она внимание и на напряженную позу, когда свидетельница отвернулась от них. Впрочем, в следующий миг дверь открылась, и в комнату, неся кофе, вошла Никки Лиска.

– Эйнджи, пойми, здесь никто не пытается тебя на чем-то застукать, – сказала Кейт. – Наша главная забота – обеспечить твою безопасность.

Девушка резко обернулась. Голубые глаза пылали яростью.

– Ваша главная забота – чтобы я дала показания против этого психа Крематора. Я что, по-вашему, совсем с катушек съехала? Да он в два счета разыщет меня и тоже прикончит.

– Эйнджи, твоя готовность к сотрудничеству для нас крайне важна, – подал начальственный голос Сэйбин. – Ты – единственная свидетельница. Насколько нам известно, на сегодняшний день этот человек убил трех женщин.

Кейт метнула в сторону окружного прокурора колючий взгляд и произнесла как можно спокойнее:

– Моя работа частично заключается в том, чтобы обеспечить твою безопасность. Если тебе некуда пойти, скажи, и мы найдем для тебя крышу над головой. Кстати, у тебя есть работа?

– Нет, – ответила свидетельница и вновь отвернулась. – Но я искала, – добавила она в оправдание и указала в угол комнаты, где валялся ее грязный рюкзак. Конлан была готова поспорить, что ничего, кроме содержимого этого рюкзака, у девушки нет.

– Ты смелая, раз не побоялась одна приехать в новый город, – спокойно заметила Кейт. – Не зная даже, куда здесь податься. Не имея ни родных, ни знакомых. В таких обстоятельствах непросто начинать новую жизнь.