– Х-х-херр комендант… Антон… – К Кайндлю, едва держась на ногах, приблизился начальник концлагерного гарнизона охраны – гауптштурмфюрер Вебер с наполненной стопкой в руке. – Позволь… выразить тебе свое… моё… наше… всеобщее оф-ф-фицерс-с-ское уваш-ш-ше-ение… – залепетал он заплетающимся языком.

– Ты… меня уважае-ш-шь? – ответно проблеял штандартенфюрер, пытаясь собрать в кучу глаза, все время норовящие разбежаться в разные стороны.

– К-к-конечно! – Мотнул головой на расслабленной шее и едва-едва удержался на ногах гауптштурмфюрер. – Т-так-к-кого н-нач-ч-чальника, – речь Вебера становилась с каждым произнесенным словом все более и более невнятной – количество выпитого им спиртного уже побило все рекорды и высоты, которые он когда-либо «брал на грудь», – и днем с огнем не найти! За Антона, камрады! – собравшись с силами, провозгласил гауптштурмфюрер и, отсалютовав стопкой коменданту, влил шнапс себе в глотку.

Пальцы Вебера разжались, и опустевшая стопка выпала из его руки. Глаза гаупштурмфюрера потухли и «закатились» вподлобье, а он сам, как стоял, так и рухнул на пол лицом вниз, словно подрубленное дерево, попутно сшибив несколько стульев.

– Набрался, скотина! – добродушно произнес Кайндль, ощущая к отрубившемуся начальнику охраны одни лишь только теплые чувства.

Однако, отряд не заметил потери бойца – гупштурмфюрера даже с пола никто не поднял, так и оставив лежать среди перевернутых стульев.

– Ничего, один раз живем! – Отмахнулся от не свойственного поведения собственных подчиненных Кайндль. – Иногда полезно и немного расслабиться… Вон, барон фон Эрлингер, и тот сегодня набрался как свинья, не погнушавшись нашей, совсем не высокородной компанией. Кстати, а куда он пропал? – Комендант завращал головой, пытаясь отыскать барона, но фон Эрлингера среди тех, кто еще умудрился «выжить в развернувшемся вокруг алкогольном катаклизме», не обнаружилось. – И русских ублюдков тоже давненько не видать… К-к-камрады! Дрррузья мои, – выкрикнул штандартенфюрер, – кто-нибудь знает, куда подевался Иоахим с русскими Магами?

– Да идет в пень эта надменная морда! – Донеслось до коменданта нелициприятное высказывание одного из пьяных офицеров в адрес барона.

– Без этой чванливой сволочи веселее! – Поддержал его сослуживец. – Пусть валит на свою Берлинскую кафедру трупорезов!

– Правильно! Нах его! Задолбало это мурло! – Посыпались недовольные возгласы со всех сторон.

– А вот с русским дедом я бы еще выпил! – неожиданно заявил кто-то из толпы. – Прикольный старикан, но до чего обидно, камрады, что он обставил нас, как безусых юнцов! Хочу взять реванш!

– И я хочу!

– И я!

– И я…

– Головка от кия! – Разом перекрыв разноголосицу голосов, раздался от дверей громкий скрипучий голос. Мой.

Пока офицерская братия обсуждала свои насущные проблемы и напрочь нереализованные амбиции, я – безумный русский старикан, как меня называли на этом гребаном сборище нацистской нечисти, вновь появился на месте мною же и организованной попойки.

– И кто из вас, мелкие засранцы, хочет бросить мне вызов? – нарочито грубо рыкнул я, проходя в столовую. Следом за мной незаметной тенью проскользнул внутрь и князь Головин.

– Я! – чуть ли не единогласно прокричали эсэсовские офицеры.

Хорошо же с ними командир поработал! Прямо любо-дорого посмотреть, как они сами себя довели до состояния конченых алкашей.

– И вы, желторотые соплежуи, действительно думаете, что сможете меня перепить? – Продолжил я изгаляться над цветом местного офицерского собрания.

– Да! – ответили дружным ревом уханьканные в какаху нацики.