– Я ему просто внушил, – усмехнувшись, ответил оснаб, – он на самом деле лишь думал… Вернее думал и изображал, что очень сильно икает. Вот и отвлекся! Конечно, с опытным Силовиком такой фокус навряд ли пройдет. Но Хоттабыч-то только-только инициировался, и управлять Силой совсем не умеет.
– Хорошо, что вы так вовремя успели среагировать, товарищ Петров! – Виноградов достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
– Ну, как говорится, опыт не пропьешь! – ответил оснаб. – За тобой, Хоттабыч, глаз да глаз нужен – как за дитем неразумным…
– Ага, только неразумное дитя пару-тройку городских кварталов одномоментно не снесет! – Доктор даже на стульчик присел. Похоже, ноги его просто не держали.
– Ну, так-то – да! – согласился с ним Петр Петрович. – Он прямо бомба замедленного действия…
– Это вы сейчас о чем? – Я медленно поднял глаза на оснаба. – О каких снесенных городских кварталах идет речь? Что я вообще натворил?
Глава 5
Оснаб с Виноградовым подозрительно долго отмалчивались и переглядывались, не решаясь о чем-то сообщить.
– Значит, натворил… – глухо произнес я, хрустнув костяшками пальцев, сжатых в кулак. – Погибших много?
– Нет, – с печатью скорби на лице, – ответил Виноградов, – погибших немного, но они есть… Это бессмысленно скрывать: рано или поздно вы отсюда выйдете и сами все узнаете. Очень много раненых и покалеченных… – глухо продолжил он. – Ваше однократное и спонтанное Силовое воздействие оказалось намного разрушительнее даже многочисленных авиабомбежек вражеской авиации…
– Черт! – Я скрипнул зубными протезами, а вокруг меня распространилось какое-то марево и опять все вновь мелко завибрировало.
– Прекратить истерику! – Рявкнул едва ли мне не в ухо оснаб. – Ты офицер или плаксивый задрот, мать твою! Отпусти Силу! Сейчас же!
Легко сказать, «отпусти Силу», если ты и знать, не знаешь, как её «взял». Я закрыл глаза и постарался расслабиться, прогнать из головы копошащиеся там панические мысли и проклятия самого же себя в свой собственный адрес, отрешиться от всего. Если я сейчас в очередной раз психану, это может обойтись окружающим в стократ дороже! Я, действительно, кто? Офицер, или плаксивый задрот? Да и еще старый плаксивый задрот…
«А ну-ка взял себя в руки и сжал булки до французского хруста! – приказал я сам себе. – Рефлексировать и голову пеплом посыпать позже будешь – после победы! Фух! Отпустило… вроде…»
Я открыл глаза, в поле моего зрения продолжали маячить напряженные физиономии оснаба и профессора Виноградова.
–Я же говорил – он сам справится! – наклонившись к сидевшему Медику, удовлетворенно произнес оснаб. – Я этого старого мальчонку как облупленного знаю!
А он ведь правду говорит, что знает меня как облупленного. Так ведь и я его не хуже! Всему виной слияние наших сознаний, когда он в первый раз приехал меня допросить. Уникальный случай – даже матерые Мозголомы, майор Мордовцев и полковник Капитонов, подтвердили, что это действительно так – не было раньше в их практике таких вот прецедентов. Вот и выходит, что мы с командиром теперь знаем друг о дружке столько, словно прожили друг вместо друга свои, не очень-то простые и не особо счастливые жизни. Всякое в них бывало: и воевали, и горевали, и в местах, не столь отдаленных посиживать обоим доводилось… Однако была у нас с ним одна общая черта, что сковывала крепче булатных цепей: ни он, ни я ни разу в жизни и не помыслили родину предать, как бы трудно и горестно нам с ним не приходилось. Конечно, все очень сложно и непросто в этом вопросе… Вон, товарищу оснабу и с нынешней властью в Гражданскую порубиться насмерть пришлось…. Однако все взвесив, в конце концов, он к одному простому выводу пришел, хотя дался ему он, ой как не просто: что присягал командир на верность вовсе и не царю батюшке, а только лишь своему Отечеству… И Отечество то в тяжелый и черный час в его верной службе ох как нуждалось…