[3] Велеты – в древнерусских текстах гигантские и красивые предки людей, которые выросли из насеянных Змиевых зубов. В белорусских преданиях – великаны-богатыри, жившие в древние времена и уничтоженные Богом за непомерную гордыню.


Глава 4


– Да пребудет с тобой Сила [1], Хоттабыч! – Именно такой фразой поприветствовал меня товарищ оснаб, когда я открыл глаза.


[1] Знаменитая фраза из популярнейшей медиафраншизы «Звездные войны», которую говорили и джедаи, и не-джедаи, желая удачи.


Пару минут я мучительно соображал, что же, в конце концов, происходит, а потом меня «сломало» в диком приступе истерического хохота. Теперь уже оснаб непонимающе пялился на мое тело, заходящееся в неистовых судорогах смеха. Но черт возьми, я никак не мог остановиться – то ли откат от стресса накатил, то ли нервный срыв, то ли еще какая-нибудь чертовщина. Металлическая кровать, на которой я очнулся, тряслась и поскрипывала в такт сокращению моих слабых старческих мышц, но как оказалось на деле – не таких уж и слабых!

Пока я продолжал хохотать, размазывая трясущимися руками слезы по впалым щекам, командир метнулся к двери и, приоткрыв её, крикнул, куда-то «в коридор»:

– Владимир Никитич! Подойди! Хоттабыч очнулся!

Профессор Виноградов, словно джинн из волшебной лампы, не замедлил явиться на зов оснаба. Владимир Никитич появился в моей старой палате (да-да, очнулся я на прежнем, еще и не успевшем «остыть» от моего прошлого пребывания, койкоместе в кремлевской «амбулатории») как всегда в белоснежном и отутюженном медицинском халате, со щегольски закрученными кверху кончиками ухоженных усов.

– Вот, профессор… – Указал на меня оснаб. – Похоже… совсем «ку-ку» наш старичок!

А меня продолжало «колотить» – уже и в боку закололо, и задыхаться начал. Блин, ну нельзя в таком-то возрасте так гоготать. Но приступ истерический приступ смеха не желал отступать.

Виноградов с интересом поглядел на сотрясающуюся кровать, а потом подошел поближе.

– Похоже, истерика, у нашего дедули, – быстро диагностировал он мое состояние. – Но из комы выбрался – и то хлеб! Тридцать восемь часов на инициацию… С ума сойти! И как только не угробили старика… Хотя, – он вновь внимательно на меня посмотрел, – это еще спорный вопрос…

Медик положил мне на лоб свою сухую крепкую ладонь, немного сосредоточился, и меня потихоньку начало «отпускать». Судороги смеха пошли с меньшей амплитудой, а вскоре и прекратились совсем. Я с наслаждением хватанул немного спертый воздух палаты полной грудью.

– Шпа… шпаши… бо… – выдохнул я с огромным облегчением, шамкая беззубым ртом.

А куда же моя вставная челюсть подевалась? Ах, вот же она – рядом на тумбочке, в стакане с водой. Я вынул её рукой, что продолжала ходить ходуном, и поспешно установил на предназначенное место.

– Владимир… Никитич… – О! Наконец-то могу вменяемо говорить. – Спасибо!

– Ну что, голубчик, успокоились наконец? – полюбопытствовал профессор Виноградов, поглядывая на меня с высоты своего роста.

– Даже не знаю, что на меня нашло, – признался я, усаживаясь на кровати и пожимая плечами. – Как «пробило» на смех, так и не смог сам остановиться.

– Подозреваю истерический реактивный психоз, – ответил профессор.

– А это серьезно? – Я слегка напрягся. – Идиотом не стану?

Может, оно и легче будет – идти по жизни полным дураком, но отчего-то не особо хочется. Мне и старческого маразма за гланды хватает!

Думаю, нет, Гасан Хоттабович, – произнес, улыбаясь Виноградов, – стать полным идиотом, вам пока не грозит… Разве что старческая деменция, годков этак через пять-десять. ИРП – истерический реактивный психоз, – пояснил он, – это кратковременное и полностью обратимое психическое расстройство, которое возникает в связи с психологическими травмами.