Кроме того, я нашла книжку, скорее всего, со сказками. Потому что когда сносно могла понимать прочитанный текст, узнала, что в этом мире существуют твари пострашнее того, что я могла видеть в фильмах ужасов нашей просвещённой эпохи.

Оказывается, здесь водились цветы-хищники, которые дурманящим ароматом подманивали жертв, обездвиживали их и высасывали кровь. А чтобы живую ещё жертву не нашли, корешки такого милого цветочка прикапывали её, обвиваясь вокруг и маскируя. На устрашающей картинке в качестве жертвы был изображён ребёнок, утаскиваемый ужасными корнями под землю.

Прочитала про насекомых, которые откладывали живому существу под кожу яички, личинки из которых поедали его изнутри. После такого чтения я долго вздрагивала, с большим подозрением рассматривая растения у крыльца, и на каждый зуд реагировала нервным вниманием - нет ли там личинок или чего похуже?

Но всё же отнесла эту книжку к разряду псевдонаучных, потому что там такие страсти расписывались, которых ну никак не могло быть в реальности. А на ночь хорорчик почитать иногда можно.

Ну и среди прочего я нашла причину своего глубоко погружения в языковую среду: в стене была изрядная дыра возле самого пола. С моей стороны над ней нависал топчан, а со стороны кухни - прикрывал буфет и, кажется, лавка.

Зато вся таинственность и потусторонность, которая после жуткой книжечки пробирала меня холодным потом, поубавилась: мой Кусимир не превратился в монстра с обретением крыльев (чего я втайне побаивалась), а значит, и не стоит переживать, что однажды ночью он придёт и перегрызёт мне горло, издав леденящий душу смех. То есть вой.

Так вот, эту дыру я забила старым мешком, плотно свернув в крепкий жгут. И наконец обрела тишину и уединение!

Хотя если за стеной орали так, как сейчас, то мешковина, как её плотно ни сворачивай, спасала лишь отчасти. Я уже немного пришла в себя и слышала, что происходит на кухне. А там бушевал скандал.

В целом, претензии сводились к тому, что Пенгуэн доконал и допросится - это орал Жажа, а Пенгуэн орал, что без него Жажа полный ноль и не справится.

Самым тревожным было отнюдь не это.

Эти двое ругались довольно часто, и претензии были не новы - я их не только с лёгкостью понимала, но даже без труда могла повторить. Тревожило то, что орали только двое - Жажа и Пенгуэн. А вот Гилерма слышно не было.

Где он? Что с ним? Жив ли? Не убил ли его малыш?

Я передёрнулась, вспомнив, как согнулся дядюшка от удара, как выкатились его глаза и как судорожно и беззвучно он раскрывал рот, то ли не в силах издать ни звука, то ли вдохнуть.

В этой ситуации даже не знала, сочувствовать обидчику или позлорадствовать. Он сильно меня напугал, да и обидел. Ведь Пенгуэн сказал, что разрешение было и от самого Гилерма, и от Жажи. Чего было так орать?

За стеной продолжал бесноваться Ленарди, опять весь в белом. Песня шла уже по четвёртому кругу - о неблагодарности коротышки, о том, что достал до самых жизненных глубин и о том, что умника надо укоротить, да, жаль, некуда.

И тут неожиданная мысль вскружилась у меня в голове: а когда, интересно, пришёл наш лошаделицый друг - Жажа? То есть, конечно, Ленарди.

Обычно он так рано не появлялся. Может и правда они там орут уже над трупом, а я тут в полуобмороке провела куда больше времени, чем мне казалось?

И я нерешительно потянула за ручку двери.

Выглянула. Под прикрытием криков осмотрела кухню. Ни лежачего, ни сидячего, ни вообще хоть какого-нибудь Гилерма не обнаружила. И вздохнула с облегчением. Значит, жив.