Затем он внезапно попал в точку:

– Так мистер Маффеи никогда не дарил вам подарков?

– Нет, сэр. Кроме той коробки мела, о которой я говорила. И газет, если это можно назвать подарком.

– Да. Вы сказали, что он всегда отдавал вам свою утреннюю газету. «Таймс».

– Да, сэр. Однажды он сказал мне, что выписывает ее из-за объяв. Ну, знаете, объяв о работе.

– А в понедельник утром он отдал вам газету?

– Обычно он отдавал мне ее днем. В понедельник днем, да, сэр.

– Полагаю, тем утром не произошло ничего особенного.

– Нет, сэр.

Очевидно, Вульф уловил, как что-то мелькнуло у нее в глазах. Нечто едва заметное, ускользнувшее от моего внимания. Во всяком случае, он стоял на своем:

– Точно ничего особенного?

– Нет, сэр. Кроме… Ну конечно… Вырезка!

– Вырезка?

– Он вырезал кусок газеты. Большой кусок.

– А он часто делал вырезки?

– Да, сэр. В основном вырезал объявы. Может, только их и вырезал. Я заворачивала в газеты отбросы, и мне приходилось просматривать, нет ли в бумаге дырок.

– Но это был большой кусок.

– Да, сэр.

– Значит, не объявление. Вы уж простите меня, мисс Фиоре, что я не говорю «объява». Предпочитаю не употреблять этого слова. Значит, из понедельничной газеты он вырезал не объявление.

– Ах нет, это было на первой странице.

– Вот как? А он когда-нибудь до этого делал вырезки на первой странице?

– Нет, сэр. Точно нет.

– Ничего, кроме объявлений?

– Ну, я не совсем уверена в этом. Пожалуй, только их. Мне так кажется.

С минуту Вульф сидел, опустив подбородок на грудь. Затем повернулся ко мне:

– Арчи, дуй на Сорок Вторую улицу и привези двадцать экземпляров понедельничной «Таймс».

Я был только рад взбодриться. Не то чтобы наметился повод для воодушевления. Я понимал, что Вульф всего лишь нащупал единственную трещинку, из-за которой мог блеснуть свет. Я не ожидал ничего особенного и полагал, что он не ожидает тоже. Однако июньская ночь выдалась чудесной – прохладной, но спокойной и приятной, и, мчась через город к Бродвею и поворачивая на север, я с удовольствием вдыхал свежий воздух, подставляя лицо ветру. На Таймс-сквер я приметил знакомого копа, Марви Дойла, который прежде патрулировал Четырнадцатую улицу, и он позволил мне оставить машину на обочине Бродвея, пока я наведаюсь через улицу к редакции «Таймс». Тротуары были запружены толпами, валящими из театров и кино и решающими, потратить ли пару баксов в нелегальном кабаке или ограничиться десятью центами в «Нидиксе»[2].

По возвращении в кабинет я обнаружил, что Вульф дал девушке передышку. Он велел Фрицу принести пиво, и теперь Анна потягивала его маленькими глотками, словно горячий чай. На ее верхней губе осталась полоска высохшей пены. Сам он прикончил три бутылки, хотя я отсутствовал не дольше двадцати минут. Стоило мне войти, как он объявил:

– Надо было сказать тебе, что нужен городской выпуск.

– Точно. Именно его я и привез.

– Хорошо. – Он повернулся к девушке: – Если не возражаете, мисс Фиоре, будет лучше, если вы не увидите наших приготовлений. Разверни ее кресло, Арчи. Туда, к столику, чтобы ей было куда поставить стакан с пивом. Теперь газеты. Нет, не отрывай ничего. Думаю, лучше оставить лист целым. Ведь именно так она впервые увидела его. Отложи вторую часть газеты. Она пригодится мисс Фиоре. Подумай, сколько отбросов в нее поместится. Сюда.

Я развернул перед ним на столе первую часть газеты, и он, потянувшись из кресла, склонился над ней. Так гиппопотам в зоопарке готовится пообедать. Я вытащил вторую часть из всех выпусков и сложил стопкой на стуле, затем взял первую страницу и принялся ее изучать. На беглый взгляд никакой надежды она не вселяла. В Пенсильвании бастовали шахтеры. Национальное управление экономического восстановления