– Нет, – перебил Николай, – поезжайте в больницу и делайте свое дело. Как я понимаю, вы сами со мной свяжетесь и скажете, что вам нужно.

– Обязательно свяжусь, – пообещал Гуров.

– Ну, – торжественно сказал Скворцов. – Что я говорил?

– Ты хочешь сказать, что Гуров будет подбивать Николая на убийство богатой дамочки? Вероятно, парень начнет изготовлять ему смертельные растворы, ибо на роль Жениха он никак не тянет, – усмехнулась Лариса.

– Посмотрим, – повернулся к ней Скворцов, – а пока я этого гада не выпущу из поля зрения.

Во время обхода сияющая Шурочка взахлеб рассказывала Петру Семеновичу об улучшении состояния здоровья Потаповой.

– Она была так плоха, – щебетала девушка, – что я думала: дотянет ли до завтра? А теперь посмотрите на нее. Женя сказала, что ночью больная захотела есть и ела с очень хорошим аппетитом. Утром попросила принести что-нибудь почитать и вообще… Да вы сами увидите.

Врачи вошли в палату Потаповой. Женщина уже не лежала, а сидела на кровати, подложив под спину подушку, и просматривала какой-то журнал. На ее тумбочке Петр Семенович заметил зеркало, расческу, пудреницу и губную помаду. Похоже, вчерашняя тяжелобольная действительно пошла на поправку. Вера Ивановна приветливо улыбнулась врачам, особенно Гурову.

– Ну, я вижу, сегодня вы молодцом, – сказал кардиолог, присаживаясь на край постели.

– Большое вам спасибо, – Потапова с благодарностью посмотрела на Петра Семеновича. – Я думала: сегодня меня уже не будет в живых. Хотела попросить вашу медсестру, чтобы она вызвала Колю, чтобы увидеть его в последний раз, но не было сил нажать на кнопку вызова. И вдруг вы. После уколов, которые вы мне сделали, я как будто заново родилась.

Шурочка недоуменно взглянула на Гурова:

– Петр Семенович, вчера вечером вы сделали Вере Ивановне какие-то дополнительные уколы?

– Спонсоры передали кое-что, – небрежно ответил Гуров. – Я же обещал, Вера Ивановна: мы вас вылечим. И мои слова оказались пророческими. Не всем везет так, как вам. Ну, не будем вас больше беспокоить. Я понимаю, вам сейчас лучше, но переутомляться тоже не следует.

Когда за врачами закрылась дверь палаты Потаповой, Шура спросила Гурова:

– Какое же лекарство вчера передали спонсоры?

– А никакого, – махнул рукой Гуров, – от них дождешься. В данном случае я сам купил это лекарство. И на это меня натолкнул разговор с тобой… Ты права: врач прежде всего должен помнить о милосердии. Этой женщине никак нельзя умирать, ей надо поднять сына, который без нее может пойти по кривой дорожке.

– Петр Семенович! – в голосе девушки слышалось такое неподдельное восхищение, что Гурову на секунду стало не по себе.

– Здравствуй, Коля, ты узнал меня? – кардиолог представил себе взволнованное лицо парня. – Ты ведь навещал сегодня мать? Что скажешь?

– Ей лучше, но у меня язык не поворачивается говорить вам «спасибо», – голос Николая звучал твердо. – Говорите, что вам нужно.

– Завтра в шесть вечера мы встречаемся с тобой на вокзале, – врач говорил спокойно, чеканя каждое слово. – В пятнадцать минут седьмого садимся на электричку до Зареченска. Поедем в разных вагонах: ты – в первом, я – в третьем. Выходим на станции Рябушино. Далее следуешь за мной. Мы едем ко мне на дачу. Остальное я скажу там. Ты все понял? Мне не надо повторять? Мне не надо напоминать, что в случае…

– Я все понял, – ответил Николай и положил трубку.

Николай пришел на вокзал ровно в шесть, отыскал нужную ему электричку и расположился в первом вагоне. Он видел, как лечащий врач его матери тоже зашел в первый вагон, пробежал глазами по пассажирам и отправился в соседний. Через несколько минут поезд тронулся. Коля смотрел в окно, но его не интересовала весенняя природа. Он думал о предстоящей встрече с Гуровым, и ему хотелось плакать и кричать от собственного бессилия. Однако в глубине души парень знал, что сделает все, чего потребует врач, чтобы спасти мать. А если она все-таки умрет? Парень не заметил, как из глаз полились слезы. Он неловко стал вытирать их рукавом старой куртки.