Борис не выдержал этот взгляд, так похожий на взгляд жены – этот тёмный цвет, естественно, победил у сына, его серо-голубой. Генетика, ничего больше (биолог Борис прекрасно знал обо всех её законах), но сейчас ему стало не по себе под этими двумя парами таких похожих глаз, в повисшем между этими двумя молчании. И он засуетился, стал одеваться, подхватил чемодан, который распахнулся в последний момент, снова застегнул его. «Ну, я пошёл, ты звони, если что» – кивнул он жене. А она всё так же молчала. И только когда за ним захлопнулась дверь, на полу осталась чёрная спортивная шапочка, выпавшая из чемодана. И женщина распахнула дверь, швырнула её вниз, закричала: «Сына не получишь, и чтоб ноги твоей здесь не было!», захлопнула с размаху дверь, и зарыдала навзрыд, оседая по этой двери.

Рома топтался рядом с ноги на ногу, он не знал, что делать, и пока понимал только, что случилось что-то очень плохое, что-то, что не исправится и не пройдёт. Мать растёрла слёзы кулаками по щекам, притянула к себе сына. «Ну ничего, Ромка, мы справимся, а предатели нам не нужны, да? Скажи: «Предатели нам не нужны». И он, считавший себя уже взрослым (осенью в первый класс!) послушно, как малыш, который едва учится говорить, послушно повторил за ней: «Предатели нам не нужны!». Ему хотелось зарыдать, закричать, как мать, его накрывало липким, холодным ужасом, и он бы сделал всё, что угодно, чтобы это прекратилось. Поэтому он повторил за ней.

Живот скрутило резкой болью. А мать снова начала рыдать. Боль и звук рыданий. Он старался, чтобы она не заметила, как ему плохо, и цеплялся за стену, но она заметила, и зарыдала ещё сильнее, прижимая его к себе, пока не заметила, что он стал совсем белым, и уже почти не стоит на ногах. Она трясла его, а потом крутила диск телефона и кричала «Скорая? Аппендицит, пожалуйста, скорее…»

Роман открыл глаза и долго смотрел в чёрный ночной потолок. Шрам внизу живота ныл. Даже сейчас, спустя столько лет, все переживания находили выход именно так: болью в старом шраме от аппендицита. Еще несколько минут ему понадобилось, чтобы понять, что ему уже не семь лет, и он у себя, а в квартире больше никого нет. Адская смесь: боль снаружи, боль внутри, чувство невозможности что-то изменить. Как хорошо, что всё это возвращается только во сне, и всё реже и реже (ах, как ему хотелось в это верить!).

Он отбросил смятое одеяло, прошёл на кухню, долго пил холодную воду прямо из фильтра-кувшина, смотрел на тени от листьев, мечущиеся по стеклу. Нет, сегодня надо попытаться справиться без таблеток. Их становится слишком много последнее время. А Роман не любил, когда что-то в его жизни выходило из-под контроля.

Глава 5

Рома с мамой сидят за столом и обедают. Рома слушает, как мама рассказывает про коллег. Ему уже десять лет, они достаточно давно живут вдвоём, и он привык, что мать иногда общается с ним, как со взрослым. «Знаешь, Рома, я думаю, надо бы нам с тобой покреститься».

Рома удивился. Он, конечно, уже примерно представлял, что происходит в церкви, и многие друзья его туда ходили, но его мать особой религиозностью не отличалась. Она, конечно, как многие другие ходила в церковь на Пасху святить куличи, и периодически пыталась поститься, в общих чертах объясняла Роме основные принципы православия и рассказывала про десять заповедей, объясняя, что их должен соблюдать каждый приличный человек, но идеи приблизиться к религии ближе никогда не высказывала.