– Как я смогу тебя отблагодарить?

– Я обращусь к тебе, когда у меня сгорит дом, – ответила Берит, поднимая воротник плаща. – Для начала позвони в страховую компанию. Она оплатит твое проживание в гостинице, пока будут восстанавливать дом.

Они вошли в парк. Дети никак не могли освоиться в своих новых кроссовках. У Калле были зеленые, а у Эллен – синие.

Анника заставила себя улыбнуться.

– Бегите играть, – сказала она, – а мы с Берит подождем вас здесь.

Дети, неуверенно оглядываясь, пошли к игровой площадке.

– Где Томас? – негромко спросила Берит.

Анника тяжело сглотнула.

– Не знаю. Мы… мы поссорились. Его не было дома, когда все это случилось. Я не знаю, где он. Его сотовый телефон выключен.

– Так он не знает, что случилось?

Анника покачала головой.

– Тебе надо связаться с ним.

– Я знаю.

Берит задумчиво посмотрела на Аннику:

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Анника села на скамейку и еще плотнее запахнула кардиган.

– Нет, не сейчас, – покачала она головой.

Берит села рядом с ней и принялась смотреть на детей, которые нерешительно осваивали игровую площадку.

– Они быстро оправятся, – сказала Берит, – а тебе надо собраться.

– Я знаю.

Некоторое время они посидели молча, глядя, как дети играют на горке. Эллен смеялась, запрокинув голову.

– Кстати, ты слышала, кого сегодня утром застрелили? – спросила Берит. – Давида Линдхольма, комиссара полиции.

– Того, который выступал по телевизору? – спросила Анника и помахала рукой Эллен. – Его жена – Юлия Линдхольм?

– Ты с ними знакома? – удивленно спросила Берит.

– Однажды ночью я ездила в патрульной машине с Юлией. Помнишь мою серию статей о женщинах, чья работа связана с опасностью?

Берит покачала головой и достала из сумки пакетик с воздушной кукурузой.

– Ты разрешаешь им есть сладости? – спросила она Аннику. – Калле, Эллен!

Она помахала в воздухе пакетом, и дети подбежали к скамейке.

– Сколько мы можем взять? – спросила Эллен.

– Что спрашиваешь, ты же все равно не умеешь считать, – презрительно произнес Калле.

Они взяли по горсти сладких пузырьков – Эллен розовые, Калле – зеленые.

– Я писала о коллеге Юлии, – сказала Анника, провожая взглядом детей. – Ее звали Нина Хофман. Той ночью мы столкнулись с тройным убийством в Сёдермальме. Помнишь тот случай?

Берит взяла пригоршню конфеток и протянула пакет Аннике, но та жестом отказалась от угощения.

– Убийство топором? Отрубленные руки и все такое?

Анника судорожно сглотнула.

– Как же, конечно, помню, – сказала Берит. – Мы с Шёландером потом освещали судебный процесс.

Анника вздрогнула и положила ногу на ногу.

Той весной она была беременна Эллен, и уже на приличном сроке. В «Квельспрессен» с беременными корреспондентками обходились как с больными старческим слабоумием. С ними обходились очень дружелюбно, покровительственно и абсолютно ничего от них не требовали. Анника все же ухитрилась добыть непыльную работенку – написать серию репортажей о женщинах, выполняющих работу, которая считается опасной даже для мужчин. Ночью девятого марта, пять лет назад она села в патрульную машину с двумя женщинами-полицейскими. Им предстояло патрулировать Сёдермальм. Стояла тихая холодная ночь, и у Анники была масса времени для того, чтобы поговорить с обеими. Они были близкими подругами с раннего детства, вместе учились в полицейской академии, а потом служили в одном отделении полиции. Одна из них, Юлия, сказала, что она тоже беременна. На работе никто об этом не знал. Она была на четырнадцатой неделе, и ее все время тошнило.

Незадолго до полуночи они получили сообщение о каком-то безобразии в квартире на Санкт-Паульсгатан, у перекрестка с Ётгатан. Это был обычный вызов. Соседи позвонили в полицию, услышав шум ссоры из квартиры внизу. Анника попросила разрешить ей поехать на вызов, и полицейские разрешили, если Анника будет держаться сзади.