А он чуть не озверел!

  Когда увидел ее ободранное запястье и вспомнил, что тот щенок Лешков ее тискал, а итальянец отдирал его, как пластырь, аж кровь в голову ударила. Ясно, что тогда кто-то из них и поранил.

  Руки у женщины были тонкие, изящные, с длинными умными пальцами. Красивые. Она держала их сложенными на коленях. Сейчас на ней были брюки, но Константин помнил, что у нее удивительно красивые, точеные колени. Мог даже вообразить.

  Все время приходилось бороться с собой: надо смотреть на дорогу, а глаза так и норовят в ее сторону. Женщина на него не смотрела, видимо, стеснялась. И вообще вела себя тихо и не заметно, но само ее присутствие...

  Он снова искоса взглянул на нее, не мог удержаться. Сложенные на коленях руки расслабились, чуть подогнулись в сторону ноги. Голова запрокинута, стройная белая шея изогнулась. Спит.

  Как там ее макаронник называл? Белла, прекрасная.

  Елена прекрасная. Елена...

  Как он понимал итальянца, все тянувшего к ней руки. Он и сам желал прикоснуться к ней. Лена сползла во сне, колено расслаблено прижалось к его ноге, манящая нежная шея, мерцающая в полутьме кожа в вырезе рубашки. Грудь тихо поднимается от дыхания. Это все действовало на него убийственно.

  Если бы женщина вела себя как-то иначе, обозначила бы кокетство или сексуальный интерес, он давно бы уже остановил машину и дал волю зверю, желавшему самку. Но.

  Беззащитная во сне, окруженная своей доверчивой невинностью, как коконом, она была неприкосновенна. Вот она рядом, только руку протянуть, а недоступная. Нельзя.

  Целомудрие. Константин нашел, наконец, это слово, все думая, что же делает ее такой.  Елена...

  Светлые волосы выбились из прически, одна прядь прилипла к губам. Рука потянулась и застыла в миллиметре. Усилием воли отвел руку, сжал пальцы. Нельзя касаться. 

  Мужчина понял, что ходит по острию ножа.

  Нужно было отстраниться, отойти, чтобы увидеть все издали. 

  А сейчас он вез женщину домой, оберегая ее сон.

***

  Лене снилась мама, будто она маленькая, а мама молодая, и светло так кругом, из окошка свет, от мамы свет, она поет и гладит ее по руке, зовет, зовет...

- Елена Сергеевна... – наконец услышала она, выплывая из сна.

  Взгляд сфокусировался на Белецком. Стало немного неудобно.

- Ой... Я заснула...

- Ну что вы, все нормально. Мы просто приехали, - сказал он отстраняясь.

- Да? – она выпрямилась, оглядываясь, пригладила волосы, - Действительно... Спасибо вам большое, Константин Олегович. Я сейчас выйду.

  Елена стала приводить в порядок волосы, чтобы  выйти, а он вдруг понял, что сейчас она уйдет.

- Подождите, я провожу вас.

  Она обернулась к нему и, чуть приподняв брови, повторила:

- Спасибо.

  Как давно Константин Белецкий  не чувствовал себя мужчиной по-настоящему, не испытывал этого непонятного внутреннего трепета рядом с женщиной. Они превратились для него в какую-то однообразную массу, которая использовалась по мере надобности и потом отбрасывалась. Сейчас все было иначе, он словно проснулся. Было немного неуютно в этом новом состоянии, не было уверенности, как себя вести, чего ждать.

  Скрыв все чувства под маской бесстрастия, он обошел машину и помог Елене выбраться. Бросил взгляд в сторону своих людей, три машины остановились в отдалении. Никто из них не посмеет беспокоить хозяина без необходимости.

  Достал чемодан из багажника, женщина пошла вперед, Белецкий следом. Довел до двери и остановился, ждал, пока Лена доставала ключи из сумочки, пока открывала дверь. Понимал, что надо уходить, но он почему-то медлил. И тут она обернулась.