– Больше того, я собираюсь взять тебя вниз, – объявил шериф.

– Да ну? – с удивлением спросил Райннон, без тени сомнения или вызова.

– Да! Хотя этого никто не узнает. Я возьму тебя вниз. Устрою. И ты начнешь новую жизнь! – последнюю фразу он произнес осторожно.

Ответ Райннона прозвучал неожиданно:

– Иногда твои слова меня пугают, Оуэн!

– Конечно, пугают, – ответил шериф. – Сиди тихо и дай мне подумать за тебя, ладно?

– Ясное дело, – сказал Райннон.

Оуэн Каредек выпрямился и вдруг понял, что его кровь на самом деле смешалась с кровью Райннона. Это он ощутил реальнее, чем в прошлые времена, когда ритуал был принят индейцами. Теперь он мог думать как Эннен, а тот соглашался с его мыслями.

Он больше не пытался что-то оспорить, не пытался предложить что-то умное. Он понял, что надо найти компромисс; и когда он будет достигнут, тогда он сделает все, как ему захочется; останется лишь выбор – как избавиться от этого дикаря наилучшим способом. Каредек перебирал одну за другой идеи, но ни одна из них его не удовлетворила.

Шериф поднялся и, буркнув: «Надо подумать!» – вышел из пещеры. Остановившись, поднял голову к небу. Во всяком случае, так показалось Эннену Райннону, который остался сидеть в темноте.

Шериф долго стоял в этой позе, не поворачиваясь. Затем вернулся, сел на постель и больше не открывал рта.

Но утром, кога они мокрые стояли у заводи, смахивая с тела капли ледяной воды, заявил:

– Тебе лучше побриться. У меня есть бритва. Возьми ее и побрейся.

– Ни разу не брился за семь лет, – не возразил Райннон. – Но я справлюсь.

– Сначала идем пострижемся, – предложил шериф.

Каредек кое-что понимал в парикмахерском деле. В лагере нашлись ножницы, которыми они изредка пользовались, и он их тщательно наточил. Затем обрезал тяжелые черные локоны Райннона. На память пришла история о Самсоне, как вместе с волосами ушла сила героя.

Осторожно подравнивая прическу, обратил внимание на то, что шея у парня округленная, как у мальчика, и совершенно белая.

– Со своей бородой ты выглядишь скособоченным, – заметил Каредек. – Возьми бритву и побрейся.

Райннон спустился к реке и побрился. Он вернулся, потирая с полдюжины порезов, и кожа его сверкала белизной, как снег. Только под глазами и на носу, словно маска, выделялся загар.

Шериф с изумлением увидел, что парень помолодел лет на двадцать. Ему самому не верилось, что это тот самый человек, за которым он пришел охотиться в горы.

Его шаг стал легче; плечи как будто еще шире; глаза, угрюмо блестевшие раньше из-под гривы черных волос, словно бы смягчились и увеличились; а фигура выглядела определенно стройнее и суше.

Каредек понимал, что произошло чудо и что в одно мгновение старый Райннон умер. Тем не менее он лишь дал совет:

– Намажь лицо маслом, иначе быстро сгоришь. И тебе нужно немного позагорать.

Эннен провел рукой по лицу.

– Какое-то странное ощущение, – заметил он.

– Ну да, – сказал шериф. – Теперь у тебя будет новое имя. Какое? Допустим, Джон Гвинн. Это тоже валлийская фамилия. Как она тебе нравится?

– Жжет, как пламенем! – Райннон говорил о вновь обретенном лице, прошедшем пытку лезвием бритвы.

Между Маунт-Лорел и пустыней катятся на запад мягкими волнами предгорья хребта. Холмы выглядят слишком маленькими по сравнению с суровой громадой горы; они слишком очаровательны, чтобы называться границей пустыни и слиться с ней. Это отдельная узкая полоска со своим климатом. Облака, которые проносятся над пустыней, не растеряв ни капли влаги, охлаждаются у высоких склонов горы и проливаются дождем над холмами, образуя бесчисленные маленькие ручьи, скатывающиеся в пустыню, которые через некоторое время исчезают под жарким, душным пологом креозотовых или мескитовых кустов.