– Так мокро и так сладко…

– Иди ко мне.

Она закинула одну ногу него, освобождая рукой затвердевший член из брюк и направляя его в себя.

– Я так хочу тебя, – простонал он, – но боюсь навредить тебе и малышу.

Она капризно захныкала и ещё крепче сжала его член, начиная водить рукой вниз-вверх.

– Я люблю тебя, но… давай так.

Он скользнул языком в её рот и принялся посасывать кончик языка, лаская её рукой внизу всё быстрее. Дария приняла правила игры подчиняясь. Движения становились всё быстрее, дыхание всё чаще… Спазм удовольствия волной прошёлся по их телам.

– Я люблю тебя, – прошептала она, смотря на него.

– Я тебя тоже, а теперь спи.

Он накрыл её одеялом, поцеловал мягкие кудри, пахнувшие сладко и пряно. Подождал, пока она, утомлённая, уснёт и вышел из комнаты. Ещё столько всего предстояло сделать.

К вечеру он уже был готов. Освободил сумки от самых тяжёлых вещей. Потом, передумав, и вовсе избавился почти от всего, переложив самое ценное в небольшую сумку, которую можно было нести на одном плече или за спиной. Дария расстроится, узнав, что он выкинул милые её сердцу женские безделушки, поддерживающие в ней хоть немного хорошего настроения в моменты упадка духом, но проводница была права, он уже был почти на грани истощения. Возможно, придётся нести на себе Дарию.

Ни к чему усложнять себе и без того едва посильную задачу. Еды он взял совсем немного: вяленого мяса, сухарей и несколько свежих фруктов для жены. Набрал воды, а во вторую флягу набрал укрепляющего отвара, способного поддерживать силы. Кажется, он был готов.

Ещё раз проверил содержимое сумки, припрятал камни подальше. И неожиданно для себя самого приложил ладони к сердцу, склоняясь в молитве. Так искренне он ещё никогда не просил. Если только в детстве, когда казалось, что высокие своды храма, наполненные струящимся золотым светом, и вправду наделены некой силой. Ему показалось, что сердце как-то сильнее всколыхнулось на последних словах молитвы. Возможно, это был добрый знак.

Приободрённый, он решил подать пример Дарии своим хорошим расположением духа. Разбудил её, помог переодеться в более удобную одежду, заставил съесть немного варёного мяса и выпить чашечку отвара. Глаза Дарии заблестели, на щеках выступили румяные пятна. Она выглядела гораздо более оживлённой, чем обычно.

– Пора.

Они двинулись в направлении, названном проводником. Вечернее солнце окрашивало всё в насыщенно-жёлтый и оранжевый, придавая хоть немного очарования унылой и безлюдной местности.

Гиблый лес. Ещё мальчишкой он слушал страшные сказки няни о далёких местах, где мёртвые деревья пронзают небо острыми кронами, где на их ветвях шевелится от ветра высохшая кожа, а под ногами белеют кости. Не самые добрые сказки на ночь для ребёнка. И Лекс помнил, как он сжимался под одеялом от восторга и ужаса, глядя на лицо няни, специально подсвеченное снизу свечой так, чтобы тени изменяли его до неузнаваемости. Он и представить себе не мог, что однажды он окажется в этом лесу, что этот лес на самом деле существует, что он – реальность, а не выдумка из древних легенд о тенях, пожирающих тебя заживо.

Гиблый лес чернел впереди. На землю вместе с лучами вечернего солнца ложилась тишина. Иногда под ногами проскальзывал мелкий грызун, спешащий спрятаться подальше в норку. В скорбной тишине непривычно громко звучал шелест листвы под ногами, а хруст треснувшей ветки был подобен грозовым раскатам. Дария, поначалу болтавшая без умолку, замолчала, придавленная гнетущим впечатлением от мёртвой местности. Лексу и самому было не по себе. Таилось что-то опасное в черневшем впереди лесу, казалось тысячи глаз смотрели на них из темноты с голодным интересом. Внутри него съёжилось. Стоит ему только хоть на миг потерять голову и он понесётся вспять без оглядки. Дария остановилась.