Кстати, об очевидных вещах. Раз папка попросил Романа за мной присмотреть, значит ему-то Волков сейчас и названивает… Проклятье!

Тётя Лена положила руку мне на плечо, привлекая внимание, и заботливо спросила:

– Милая, этот парень тебя расстроил?

– Расстроил, тётя Лена. Но, во-первых, я сама виновата. А во-вторых, не волнуйтесь, никто не испортит этот волшебный макияж слезами.

– Дурочка… Если тебе нужно поплакать, то мы ещё успеем сделать всё заново.

– Ох...

Это было действительно щедрое предложение. Я-то знаю, о чём говорю. Мне тётя Лена макияж ещё в детском саду делала. И коршуном следила за тем, чтобы на новогоднем утреннике я не слопала ни одной шоколадной конфеты, а пила только через трубочку, чтобы грим не испортить.

Это было такое щедрое предложения, что от удивления я словно протрезвела. И совершенно точно поняла, что мне ни капельки не хочется плакать из-за Романа Волкова.

– Нет, тётя Лена. Плакать из-за этого парня я не стану. Он, если выражаться словами героев так любимых вами мыльных опер, не стоит моих слёз. – Я даже рассмеялась от понимания, насколько права. – Он даже мыслей моих не стоит…

– Тёть Лена, простите, пожалуйста, но мне нужно уехать чуть-чуть раньше. Ладно? Но вы не думайте! Я к вам завтра после обеда заеду, расскажу, как всё у папки прошло.

– И про парня этого расскажешь?

Я заколебалась. Совет взрослой женщины мне бы пригодился. Эх! Раньше надо было об этом думать! Раньше.

– Расскажу, если вы захотите слушать.

– Захочу. – Улыбнувшись, она снова потрогала губами мою макушку. – Только позволь мне напомнить тебе одну вещь, детка. Я старая…

– Тётя Лена!

– Старая, малыш. Мне шестьдесят восемь исполнится в апреле, если доживу. Но несмотря на старость, мне всё же хочется быть твоей подругой больше, чем бабушкой.

– Это вы зачем сейчас сказали? – подозрительно сощурилась я.

– Затем, что бабушке ты наврёшь с три короба. Знаю я вашу журналюжную братию. Вас хлебом не корми – дай насочинять небылиц. Вот только мне, пожалуйста, правду. Как этой… Как её зовут? Напомни старушке.

– Ульянке?

– Вот ей. Да.

– Не-е-ет. – Я решительно покачала головой. – Как Ульянке – ни в жисть. Боюсь случится страшное.

– Вообще-то я на сердце не жалуюсь, – напомнила тётя Лена. – Мне мой врач говорит, что сердце у меня получше, чем у некоторых молодых работает…

– Да какое сердце, – отмахнулась я. – Я за задницу свою переживаю. Сильно… Так я заеду завтра?

– В обязательном порядке! А пока беги одевайся, а я потом одним глазком ещё разок гляну, всё ли хорошо и ничего ли не надо подправить.

Один глазок, как и следовало ожидать, растянулся на полчаса, а когда я всё же вырвалась от старушки на свободу, то обнаружила под подъездом ромкину машину.

– Мой отец у тебя на быстром наборе что ли? – спросила я, когда моё силой навязанное сопровождение выскользнуло из автомобиля и с показательной учтивостью открыло передо мной дверь.

Не менее показательно я проигнорировала вежливый жест и забралась на заднее сидение. Ромка насмешливо фыркнул и вернулся за руль.

– Ярославу Антоновичу я, если тебе интересно, не звонил, – огорошил он, заводя двигатель.

– Не интересно, – на автомате буркнула я, но тут же спросила:

– И как же ты меня нашёл?

– То же мне ребус, когда ты сама мне рассказывала о приятельнице-стилистке, которая всегда помогает тебе с макияжем на важных мероприятиях. Она, кстати, не только тебе помогает… Помогала.

– Жанке позвонил, – догадалась я, непроизвольно скривившись. Тётя Лена из своих клиенток исключила мою заклятую подружку лет пятнадцать назад, и Жанку это чудовищно бесило. – И что ты ей наврал, чтобы она адрес дала?