Твою тень! Медяки готовьте! А они есть, эти медяки? Мне ж за два меча платить придется. Ладно, пару шлемов я наскребу, но если с продажей серебряного шара заминка выйдет – останусь на мели.

– Сколько мы в городе пробудем? – спросил у Дубравы Арчи, явно задетый тем, что оставить оружие приказали не ему. И чего гоношится? Ясно ведь – сабли в городе более эффективны, чем длиннющий фламберг. Да и молот никто сдать не потребует.

– Платите за седмицу. – Дубрава ухватил писца за рукав хламиды и потянул в сторону. – А скажите, любезный, таверну «Морской змей» еще не спалили?


С таверной «Морской змей» за прошедшее с последнего визита Дубравы в Геладжио время ничего непоправимого не произошло. И не могу сказать, что меня это сильно обрадовало: предоставленные нам комнатки в мансарде были тесными, темными и весьма обветшалыми. После прошедшего дождичка с потолка капала вода, а воздух был сырым и, мягко говоря, прохладным. Думаю, город немного бы потерял, реши кто спалить это злачное место – уж больно бандитские рожи были у завсегдатаев. Так и вертится на языке слово «пираты». Только бороздят эти пираты не волны Олькского моря, а подворотни и темные улочки Геладжио.

Неужели нельзя было найти более приличное заведение? Или общак дружины находится в столь плачевном состоянии, что такие расходы уже не потянет?

– Клоповник, – пробурчал я, возвращая толстую иглу и катушку просмоленных ниток Шутнику, который развалился на соседней кровати. Сапог с горем пополам удалось привести в порядок, но долго подошва не продержится.

– Видали и хуже. – Габриель стянул лохмы кожаным зажимом и посмотрел на потолок. – Ты даже не представляешь, насколько хуже.

– Да я разве спорю? – вздохнул я, подставил ладонь под мерно капавшие с потолка капли воды и с тоской огляделся по сторонам.

И хуже, конечно, бывало, куда без этого. Спать в чистом поле тоже не сахар, но там хоть клопов нет. А «Морской змей» самый натуральный клоповник.

Дощатые стены не оштукатурены и даже толком не зашпаклеваны – ветер по комнате так и гуляет. На грязном полу подозрительного вида пятна, меж рассохшихся досок ставен щели в палец толщиной. Одна радость – белье свежее постелили, да подушки сухой соломой набиты.

А Шутнику хоть бы хны, вообще все как с гуся вода. А чего ему, с другой стороны, расстраиваться? Даже цеп в хранилище сдавать не пришлось – отбрехался. Только за кинжал раскошелился. А я три медных шлема выложил, почти последних, между прочим. Теперь о новых сапогах можно и не мечтать.

– Как думаешь, сдаст сегодня серебро Дубрава? – задумался я.

– Сегодня? Сомнительно это. Но тут уж как Ильга-торговец решит.

– Ты бы это, поаккуратней с еретическими святыми, – невольно поежился я. – Не поминай, как говорится, всуе.

– Да ладно, ты ж на меня не донесешь, – хохотнул Шутник.

– Вот именно – не донесу. Поэтому и осторожней: как-то нет желания потом рядом с тобой на соседней дыбе болтаться.

– Прям уж на дыбе!

– А в церковном подвале жизнь тоже не сахар. – Я развалился на заскрипевшей кровати. – Так думаешь, сегодня шар продать не получится?

– Не-а. – Габриель натянул сапоги и подошел к окну. – Нам бы за седмицу покупателя найти. И то это вилами по воде писано.

– А за каким лядом мы тогда в Геладжио приперлись? – неприятно удивился я столь безрадостной перспективе. Нет, мне сюда в любом случае пришлось бы тащиться, но другим-то мало радости здесь целую седмицу куковать.

– Ну, сам посуди… – Шутник отвернулся от окна и присел на перекошенный подоконник. – Что на серебре следы темной волшбы остались, слышал? И плавь ты его, распиливай – не избавиться от них, хоть тресни. А попробуй продать – любой законопослушный торговец первым делом в Инквизицию донесет. Что дальше будет, догадываешься?