О ядерных ракетах и водородных бомбах мощностью в сотни килотонн я знал лишь понаслышке, поэтому коварнейшим оружием эры Сепаратизма считал не их, а длинноствольное, оснащенное оптическим прицелом приспособление для дистанционного убийства под названием «снайперская винтовка». Этот смертоносный агрегат, в отличие от большинства видов древнего вооружения, имел чертовски медленную скорострельность, зато обладал непревзойденной точностью. Попадание в голову из снайперской винтовки почти всегда оканчивалось травмой – тяжелым сотрясением мозга и растянутыми мышцами шеи – и надолго выводило игрока из строя. Я выстрадал это на собственной шкуре. Вовек не забуду проклятого снайпера Флинта из «Веселого Роджера», помявшего мой новенький меркуриевый шлем и испортившего впечатление от позапрошлогодних весенних турниров. Такие хитрые игроки, как Флинт, никогда не лезли в гущу сражения, но бывало, что зарабатывали за игру для команды куда больше очков, чем самые отчаянные штурмовики.

Реалера спасало от снайперских выстрелов только одно качество.

«Не надежда умирает последней, а реакция, – любил говаривать мой друг и наставник, ныне ушедший на покой ветеран реал-технофайтинга Ганнибал, и всегда уточнял: – Можешь похоронить все свои надежды, но если тебя даже за секунду до смерти уколоть иглой, ты вздрогнешь. Реакция – вот на что турнирный боец должен полагаться прежде всего».

Я накрепко усвоил совет Ганнибала и впоследствии убедился, что мой наставник был прав. Благодаря и хорошей реакции в том числе, Гроулер удерживал столько лет звание капитана команды «Молот Тора».

А вот сегодня профессиональная реакция сыграла со мной отвратительную шутку. Я уже застегивал ширинку, когда в доме напротив – стилизованном под старину особняке – из маленького оконца под крышей мне в глаза блеснул солнечный зайчик. Точно такой же зайчик, что отбрасывали на ретро-турнирах оптические прицелы неопытных снайперов, занимавших позиции лицом к солнцу.

Это уже потом до меня, пьяного, дошло, что я не на полигоне стадиума «Сибирь» и что причина появления солнечных бликов в окне соседского дома наверняка кроется в другом. Это потом я от души посмеялся над собой и своей хронической нервозностью. Но едва мои глаза уловили световые всполохи, исходящие с характерной для снайперской засады позиции, как, не успев опомниться, я ничком бросился на землю и, как был с расстегнутой ширинкой, перекатом ретировался за ближайшее укрытие – постамент ландшафт-проектора. И только после этого разразился потоками ругательств, но не в адрес соседей, а в свой собственный. Смысл моей самоуничижительной тирады сводился к одному: Гроулеру надо пить не пиво, а успокоительное. Причем такими же бочонками.

Продолжая браниться, я застегнул ширинку и, хмуро косясь на злополучное окно, поднялся на ноги. Даже когда на последнем турнире моя команда не вошла в тройку финалистов, я не испытывал столь глубокого стыда. Хотелось порвать мерзавца-соседа пополам и долго-долго втаптывать в землю его внутренности. Хотелось причинить ему еще много страданий, но в действительности я не мог даже плюнуть в его сторону. Не только потому, что считал себя культурным человеком (о вышеупомянутом инциденте умолчим – зов природы, исключительный случай). Просто сосед был в моем позоре совершенно не виноват. Что бы ни сверкало в его окне, это мои поступки выглядели по-идиотски, а оправдания им звучали бы еще глупее.

Существовал, правда, малоутешительный шанс, что вытворяемые мной глупости остались незамеченными в доме напротив. Но надежда на это растаяла уже через несколько секунд. Я с огорчением наблюдал, как окно, в котором только что сверкали блики, отворяется. Старинное двустворчатое окно с открывающейся вручную рамой! Меня это заинтриговало: я был наслышан историй о чокнутых любителях пыльного антиквариата, но вживую они мне пока не попадались. А тут вдруг выяснилось, что один из них проживает у меня прямо под боком.