Мальчик, встав на четвереньки, задрал голову кверху.

– Я уже видел их, но не так много. – Он сел, поджав ноги, и задел колено Горжика своим.

Темные крылья совсем загородили луну – и пропали.

– Да, чудно́, что их столько развелось, – сказал Горжик. – Когда я последний раз был в Элламоне, то за все время видел лишь одного – да и тот, может статься, был стервятником.

– У стервятников таких хвостов и шей нет.

Горжик, утвердительно буркнув, зацепил ногой горшок.

– Теперь они возвращаются, вся стая. Ложись сюда и увидишь.

– Они еще далеко… нет, поворачивают. – Мальчик подвинулся к Горжику, опершись на локти. – Так на них люди сидят? Каково это, летать так высоко над горами?

Горжик протянул руку, и железный ошейник лег ему на ладонь. Мальчик приподнял было голову, но Горжик его удержал.

– Ты ведь знаешь, что мы будем делать сейчас? – спросил он, глядя на летучие тени.

– Мы? – Мальчик повернул голову, вглядываясь в заросшее щетиной лицо Горжика. – Это глупо. Ты взрослый мужчина. Это делают только мальчики подальше от деревни, в лесу. Став мужчиной, ты берешь себе женщину и делаешь это с ней в своем доме. Больше не делаешь этого с мальчиками в лесу.

Горжик издал нечто вроде смеха.

– Хорошо, что ты уже делал это. Так лучше. Ну что?

Горжик ослабил пальцы на ошейнике. Мальчик рывком сел и сказал:

– Хорошо, мы сделаем это, только сними его. Прошу тебя… В нем я ничего не смогу.

– Нет, он останется, – опять фыркнул Горжик. – Видишь ли, если на ком-то из нас не будет ошейника, то не смогу я… а мне пока неохота надевать его на себя. Может, в другую ночь и надену, но не теперь. – Взгляд Горжика вновь обратился к небу, но луну сейчас заслоняли только легкие облака. – Тебе это странно, варвар? Постарайся понять: это лишь часть цены, которую платят за цивилизацию. Огонь, рабство, ткань, монета и камень – вот основы цивилизованной жизни. Одно или другое порой неразрывно связано с человеческими желаниями. Я встречал людей, которые не могут есть пищу, которую не подержат как следует над огнем; другие, вроде меня, не могут любить без каких-нибудь признаков власти над предметом любви. Тебе этого не понять, верно, варвар?