Поэтому, когда в 21О3 царствования государя Иршахчана неглубокие выработки кончились, из столицы распорядились: переселить людей на равнину, возвести между Орхом и Дивом дамбы и обучить рисоводству. Выделили ссуды и семена, предписали чиновникам наблюдать за посевами и церемониями.

Когда переселялись, начальнику округа попался человек верхом на лошади, половина золотая, половина – пепел, и не уступил чиновникам дорогу. На него набросились с бранью, он вскричал:

– Эгей!

Чиновники узнали Ишевика, Золотого Государя, который правил Варнарайном пятьсот лет назад, когда ойкумена простиралась за моря. Золотой Государь указал на пепельную половину и молвил:

– После смерти я был пожалован на должность бога-хранителя Варнарайна. Теперь, после завоевания, провинция распалась на две части. И пока Верхний Варнарайн и Нижний Варнарайн будут раздельно, у всех моих подчиненных будет скверный характер. И горные боги будут людям вредить, и речные.

Начальник округа протер глаза, смотрит – посреди торной дороги вырос трехсотлетний ясень, одна половина зеленая, другая засохла…

Как и обещал бог-хранитель, из переселения рудокопов проку не вышло. Каждый год плотины приходилось обновлять: подмоет и снесет, подмоет и снесет, гибли и люди, и скот. Говорили, что это от казнокрадства на строительстве.

* * *

А цеху оружейников стали поставлять сырье из соседней провинции. Утвердили новые образцы и расценки: тот теперь занимался тонкой работой для храмов и управ.

В городе была шайка скобяных торговцев, портили цену, промышляли схожим товаром, продавали его по цене ниже справедливой. Никак не могли вывести их на чистую воду – те давали большие взятки городскому судье. Рехетта, староста цеха, от этого ужасно горевал.

Городской судья, человек легкомысленный, однажды на казенном празднике стал смеяться над старостой цеха Рехеттой.

– Говорят, вы колдун. Покажите свое умение.

Тот, сорвав листок с грецкого ореха, протянул оный судье. Судья поглядел, – а это не листок, а список всей воровской шайки, на разноцветной бумаге, с золотой кистью.

– Ну и что, – говорит судья, – эти имена даже мне известны… При чем тут колдовство?

И порвал список.

Ночью судья умер. Прибежали бесы, выволокли душу серебряным крюком, подхватили под мышки и швырнули перед Парчовым Старцем. Парчовый Старец произвел дознание: все взятки до гроша подсчитали. Развели большой костер, стали лить золото прямо в глотку. Сначала сожгли рот, потом стало вариться в животе. Раньше чиновник радовался, если получал не бумажными деньгами, а золотом – а теперь так скорбел!

Вдруг вбегает порученец.

– Вы кого взяли, – кричит, – Судья, да не тот! Опять этот Рехетта подкупил приказных, чтобы напутали в списках!

Судью прогнали, утром он ожил. Встает: а сожженный список лежит на столе. Судья испугался, дал делу ход: преступники все отправились в каменоломни. С тех пор оружейников-кузнецов в городе еще больше боялись, а те, кто покупал у злоумышленников дешевый товар, их прямо-таки возненавидели.

Многие смеются над суевериями. Думается, однако – если не знамения и не приметы, что ограничивало бы произвол иных чиновников и даже, увы, Того, кто выше?

* * *

Даттам рос мальчиком сообразительным. Вышел императорский указ о том, чтоб заводить при городских управах часы, чиновники стали тоже заказывать себе часы. Вот Даттам и сделал баловство: часы размером с голубиное яйцо. Посмеялись. Потому что время вещь общая, как язык или земля, зачем она одному человеку? Цех подарил часы своему епарху.

Даттам был племянником Рехетты, старосты цеха и сына Небесного Кузнеца. Как известно, существует два рода колдунов – черные и белые. Белые колдуны – те, что значатся в государственных списках, а черные – те, что не значатся. Ремесло кузнеца тысячи лет окружено тайной, и Рехетта, староста цеха, значился белым кузнецом.