Тяжелые караулы были в Адмиралтействе, в Арсенале, на Сенной площади. Офицеры ночью здесь не раздевались, а только ослабляли шарф. Солдатам же ничего ослаблять не полагалось.

Караулили неизвестно кого и неизвестно что. Один караул стоял у сарая, в котором, по преданию, была заперта паровая машина, приобретенная еще Петром Первым.

Машина эта сдавалась караулом смене под названием «железные вещи».

Но железа за запорами не было, потому что оно соржавело.

На чистом обороте бумаги с вызовом на караул писал Федотов свой дневник.

Записи его однообразны: «играл на флейте», «пил кофе», «рисовал».

Рисовал он еще слабо, рисовал портреты товарищей. Однажды, когда ему стало очень грустно, нарисовал он себя молодым офицером под плакучей березой или ивой, облокотившимся на урну.

Шел год за годом.

К флейте присоединил Федотов гитару.

При гитаре хорошо петь.

Пение поощрялось.

Один из старших офицеров, генерал А. Марин, сам писал романсы.

Солдату из всех развлечений также больше всего рекомендовалось пение.

Так как оно «сокращает приятным образом свободное время, облегчает тягость похода и заменяет другие удовольствия жизни».

Пение солдатское должно быть темпистое и ухватистое.

Песни должны были быть приноровлены к шагу – тихому, скорому и вдвое более скорому, чем скорый.

Для облегчения службы Федотов сам написал темпистые стихи.

Песня Федотова возбудила, впрочем, некоторое неудовольствие за возвеличивание в ней стрелкового дела, и обнародована она была только впоследствии господином Мариным.

Впрочем все признавали, что песня приспособлена к самым скорым маршировкам.

В то время за ничтожную плату давали билеты на право посещения Академии художеств, и каждый желающий мог в академии копировать классиков, рисовать натуру, пользуясь советами профессоров.

Федотов проходил высокими сводчатыми коридорами, в коридорах висели барельефы, покрытые пылью. Здесь разговаривали не о строе, а об искусстве: о том, что купол Исаакиевского собора слишком высок и весь собор не похож на русскую церковь. Рассказывали об успехах Карла Брюллова, который путешествовал по Греции и Востоку. Доставали и рассматривали старые рисунки и акварели Брюллова.

Федотов увлекался рисунками и акварелью, изучал перспективу, которой интересовались все после статей Венецианова, и начал серьезно заниматься живописью.

Сам Федотов писал про свои занятия:

«…близкое соседство на Васильевском острове Академии… дало возможность походить иногда в свободные дни в вечерние рисовальные классы Академии поучиться. Тут очутился в совершенно новом мире: рядом сидит сын лавочника, по другую сторону камер-юнкер Вонлярлярский, впереди конногвардеец Вуич, рядом с ним ученик Академии – мальчик в курточке; там сзади – чиновники, опять академисты, там опять офицер, опять какой-то драный уличный замарашка, разные по летам и нарядам, но с одинаковым соревнованием все, углубляясь на свой лист, хлопочут не поддаться друг другу…»[10]

Кроме академических рисунков и портретов, Федотов еще рисовал на продажу портреты великого князя Михаила Павловича.