– В Риме недовольны действиями императора Грациана, – сразу же взял быка за рога Меровлад. – Его реформы затронули интересы слишком многих людей, и не только в религиозной сфере.
– У божественного Грациана плохие советчики, – поморщился Пордака, вспоминая встречу с Амвросием. – Ему не следовало обижать жрецов. И уж тем более не следовало выносить из стен сената алтарь Победы.
– К сожалению, дело не ограничилось запретами, – вздохнул Меровлад. – Начались конфискации. Причем изымались не только сокровища и земли храмов, но и личное достояние жрецов. Согласись, светлейший Пордака, такого не было никогда. Фламин Юпитера Паулин вынужден был искать убежища в землях венедов, я сам переправил его туда.
– И где он находится сейчас?
– По моим сведениям – в Галлии. В свите дукса Максима.
В принципе это был неплохой ход со стороны префекта Меровлада. Связав мятежного дукса с обиженными жрецами языческих богов, руг становился едва ли не единственным защитником христианской веры в западных землях империи. Но это только в случае поражения и гибели Грациана. И, видимо, далеко не глупый император Феодосий это понял, а потому и отправил корректора Пордаку именно к Меровладу. Дело было, разумеется, не в самом Пордаке, а в функции, которую он выполнял. Феодосий давал понять, что в создавшейся ситуации он готов поддержать умеренных христиан, стоявших за спиной префекта Италии, и тем самым снизить накал закипающих страстей. Видимо, епископ Амвросий, возглавлявший фанатично настроенных поборников веры, это понял раньше Пордаки. И его пренебрежительное, чтобы не сказать враждебное, отношение к посланцу Феодосия объяснялось именно этим.
– Я слышал, что рекс Оттон Балт умер в Константинополе? – осторожно полюбопытствовал Меровлад.
– Его отравили, – вздохнул Пордака. – Причем сделали это готы. Рексы Правита и Гайана далеко не случайно были обласканы императором Феодосием. А когда сторонники Оттона попытались разоблачить отравителей, их просто убили прямо на глазах у императора.
– Гайана – это тот самый комит, который прибыл с тобой в Медиолан?
– Редкостный негодяй, – поделился своей печалью Пордака. – Я думаю, ближники императора приставили его ко мне с одной целью: следить за каждым моим шагом и по возможности устранить.
– Почему?
– Я слишком много знаю, сиятельный Меровлад, и это не может не тревожить высокопоставленных чиновников в свите Феодосия.
– Иными словами, светлейший Пордака, ты уже созрел для того, чтобы сменить место жительства?
– Я родился в Риме, – сказал корректор, пристально глядя в глаза собеседника. – И доживать остаток дней хотел бы в родном городе.
– И что же мешает исполнению твоего желания, светлейший Пордака?
– Бедность, сиятельный Меровлад, – горько усмехнулся корректор. – Император Феодосий был настолько добр, что вдвое повысил мне жалование. Увы, так сильные мира сего оценили заслуги человека, спасшего Рим от готского нашествия.
– Я тебе сочувствую, Пордака, – сразу же проникся печалями гостя префект претория Меровлад. – Более того, готов помочь.
– Мне ведь много не надо, – пояснил корректор. – Место в сенате и достойное обеспечение на старости лет.
– Место в сенате я тебе гарантирую, – кивнул Меровлад. – А вот что касается денег, то их нужно заработать.
– А о какой сумме идет речь, префект? – насторожился Пордака.
– Я оценил голову одного человека, очень мешающего мне, в миллион денариев, – пояснил Меровлад. – На третью часть этой суммы ты можешь рассчитывать, корректор.
Деньги были немалые. Да что там говорить, это были очень большие деньги. Правда, и риск был велик. Корректор Пордака мог нажить злейшего врага в лице императора Феодосия и потерять даже то незавидное, в общем-то, положение, которое он достиг тяжкими трудами. С другой стороны, время поджимало. Пордаке уже перевалило за пятьдесят, возраст, что ни говори, почтенный. И вряд ли в будущем ему представится еще один шанс одним махом поправить свои финансовые дела и обеспечить себе безбедную старость. А если и представится, то, скорее всего, уже не хватит сил, чтобы ухватить за хвост птицу удачи.