Уинтер остро ощущала присутствие Пирс, сидевшей слева от нее и излучавшей такую мощную энергию, что Уинтер чувствовала ее кожей. Она до сих пор помнила горячие руки Пирс. Все прошедшие годы эти воспоминания были столь же яркими и жаркими, как само прикосновение.
– Введи нас в курс дела, Кенни, и можешь быть свободен, – сказала Пирс.
Вымотанный Кенни покачал головой.
– Я хочу остаться на лапароскопию желчного пузыря, которую делает Миллер.
– В расписании на завтра есть такая же операция, можешь ассистировать там. Твое дежурство заканчивается в восемь утра, так что воспользуйся этим.
Кенни этому предложению не обрадовался, но все же кивнул. Он вытащил сложенный листок бумаги из кармана рубашки, развернул его и начал читать.
– Палата 1213, Константин, бедренно-подколенный анастомоз, четвертый день после операции. Максимальная температура за сутки – 38,3, текущая – 37,7. Я вытащил дренаж и написал, чтобы он вставал с кровати и сидел на стуле три раза в день.
– Пульс? – спросила Пирс, делая для себя пометки на чистом листе бумаги.
– Плюс четыре в задней большеберцовой мышце.
Пирс вскинула голову.
– А в тыльной артерии стопы?
– Я не смог его нащупать.
– Он не чувствовался или это ты не смог его посчитать?
При виде выражения лица Пирс Кенни смутился.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Так пойди и выясни. Следующий.
Уинтер наклонилась к Пирс и попросила лист бумаги. Пирс молча протянула бумагу Уинтер, которая тут же стала делать свои записи. На обсуждение остальных пятидесяти пациентов ушло еще порядка двадцати минут. При этом два другие ординатора озвучивали информацию, докладывать которую должны были они. Они закончили в шесть пятнадцать.
– Лю, у тебя мастэктомия в восемь с Фрэнкелем. Брюс, ты на ампутацию с Вайнштайном, а ты, Кенни, выметайся отсюда. Томпсон и я на этаже.
– А что насчет операции завотделением по аневризме?
Пирс тщательно свернула лист бумаги с пометками и положила его в нагрудный карман.
– Этим займется Дзубров.
Парни переглянулись, но от комментариев воздержались.
– Так, вперед и с песней. Сделайте все необходимые записи перед операциями. Я не хочу подчищать после вас.
Уинтер дождалась, пока другие ординаторы собрали свои бумажки, взяли подносы и ушли.
– Кажется, ты не попала на операцию из-за меня?
– Не в этом дело.
Пирс достала смартфон из чехла на поясе, где также висели простой и кодовый пейджер. Все эти устройства тянули ее штаны вниз, и они чуть с нее не сваливались.
– У тебя есть?
Уинтер молча вытащила КПК из нагрудного кармана.
– Я сброшу тебе номер своего мобильного, своего пейджера и пейджеры парней. Конни даст тебе все необходимые факультетские номера.
– А номер завотделением? – спросила Уинтер, пока Пирс сбрасывала ей обещанные номера по беспроводному соединению.
Пирс ухмыльнулась. Да, Уинтер определенно неглупа, впрочем, это было видно, когда она еще была студенткой. Номер завотделением нужно было знать наизусть.
– 3336.
– А твой?
Это второй самый важный номер.
– 7120.
– Теперь у меня есть все необходимое, – слабо улыбнувшись, сказала Уинтер.
– Тогда пошли на экскурсию. Сделаем обход, и я расскажу тебе про лечащих врачей.
– Сколько их еще, кроме Рифкин?
– Пятеро, но основная нагрузка ложится на двоих.
– А что насчет него? Заведующие отделением обычно уже не делают много операций.
Пирс покачала головой.
– Это не про него. Он проводит четыре-пять крупных операций три дня в неделю.
– Ничего себе! Как у него это получается?
– Он занят в двух операционных с восьми утра и до победного по понедельникам, средам и пятницам.