– ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ ПРИБЛИЗИТЬСЯ!

Эти слова обожгли тело Тейта, отозвались в самой глубине души. Казалось, будто ее голос звучит внутри него, такой же осязаемый, как ветер и дождь, придавая ему особую силу – пульсирующую, клокочущую, подобную той, что пробудил в нем недавно вихревой поток. Ее слова сдерживали торнадо, словно поводья – резвого жеребца. Тейт почувствовал эту невидимую привязь, и его разум, сердце и душа последовали за ней.

Девушка будто каким-то чудесным образом нажала на массивную кнопку паузы. Торнадо остановился! Прямо там, на середине пятидесятиярдовой линии, воронка задрожала, бешено закрутилась, натягивая поводок, но не двигаясь вперед.

Тейт уставился на Фостер. Она выставила руки вперед, ладонями наружу, словно преграждая путь жужжащей воронке смерти и воздуха. Девушка задрожала. Она медленно попятилась назад – шаг, другой, – пока не споткнулась о тело лежавшей навзничь темнокожей женщины. Слезы текли по лицу Фостер, в широко раскрытых глазах плескалось безумие. Наконец их взгляды встретились.

– Помоги мне! – произнесла она одними губами, когда торнадо вырвался на свободу.

Тело Тейта пришло в движение, повинуясь инстинкту, незнакомому и в то же время будто бы привычному. Размахивая руками, он выбежал на поле и встал между Фостер и торнадо. Тейт вскинул руки и, следуя выработавшейся за годы футбольных тренировок привычке, направил эту вновь пробудившуюся силу, которая привязывала его к буре, прямо на воронку, выкрикнув те же слова, что произнесла и Фостер:

– ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ ПРИБЛИЗИТЬСЯ!

Раздался звук, похожий на треск огромного дерева, в которое попал удар молнии, и торнадо рассыпался на множество маленьких, но все равно смертоносных воронок, бросившихся в разные стороны, вырывая куски земли и оставляя за собой следы разрушения, однако обходя стороной пятачок, на котором притулились Фостер, ее упавшая подруга и Тейт.

Тейт застыл на месте, не в силах пошевелиться, чувствуя, как его сила раскалывается вместе с торнадо, пока одно из только что образованных облаков-воронок – облаков, каким-то чудом созданных им самим, – неслось прочь от него по кромке поля, прорываясь сквозь толпу людей, пытающихся избежать смертельной ловушки, в которую превратились трибуны.

Все происходило у него на глазах. Тейт видел, как яркие волосы диснеевской принцессы исчезли в пасти воронки, как ненасытная пасть сорвала тренерскую куртку с плеч отца через секунду после того, как выхватила из его рук жену, – и в следующий миг торнадо поглотил обоих родителей.

Снова ненадолго выглянуло солнце, протягивая свои длинные золотые щупальца сквозь пушистые белые облака. Словно насмехаясь над ними, солнечный свет ласкал перепачканные щеки Коры, как будто оживляя их, но ее дыхание становилось все более прерывистым, и блеск тускнел в глазах. Фостер опустилась на колени рядом с женщиной, вытирая с ее лица следы дождя и грязи.

– Кора, что с тобой? Где болит?

Ослабевшая Кора схватила Фостер за руку и притянула к себе.

– Слушай меня внимательно, малышка. – Ее дрожащий голос был едва слышен из-за рева ветра и криков людей.

– Фостер! Нам нужно убираться с этого поля! – прорвался голос Тейта.

Фостер едва взглянула на него через плечо.

– Нет. Без Коры я не уйду. – И снова повернулась к женщине, которая на протяжении последних пяти лет была ей и мамой, и папой, и лучшим другом. – Где болит? – повторила она.