Потом-то Анна поняла: не нашло, а накопилось. Но в тот момент растерялась:

– Королева? Я?..

– Ну не я же! Вон у вас какие хоромы! А мы – впятером в поганой хрущевке. За стенкой чихнут – будьте здоровы!.. Белая кость, голубая кровь! Куда уж нам, простым смертным!

Пугала ярость, с которой Наталья это все выкрикивала.

– Думаешь, совсем, что ли, дура – глаз, что ли, у меня нет? Вон, лампа… Я в антикварке видела – полхрущевки стóит. Живешь как у Христа за пазухой, а других презираешь… А нечего меня презирать!

За сумбурными словами стояло обвинение – злое, а главное, несправедливое – будто Анна не такая, как все.

Стало больно и стыдно. Не за Наталью – за себя: ведь и вправду полон дом вещей. И лампа эта злосчастная, с ангелом… «Но разве я виновата, я ведь не украла…»

Вечером не выдержала.

– Мамочка, я… Все эти вещи… – Хотела спросить: «Откуда?» – но не посмела. Выдавила из себя: – Ценные?

Ах, не зря говорят: не буди лихо, пока оно тихо.

Мать – словно с цепи сорвалась:

– Смерти моей дожидаешься?! Продать не терпится?!

– Да я же… Я только узнать… Это чье наследство, твое или… папино?

И мать вдруг стихла, как тогда, когда узнала про будущего Павлика. Анна испугалась, что мамочка сейчас заплачет, но та не заплакала, наоборот, ответила на удивление спокойно:

– Уточняй не уточняй, твоя кровь – не моя.

Из этого странного разговора – «Зачем она – про кровь?..» – Анна сделала вывод, что наследство отцовское. И больше не думала об этом, спрятала в дальний ящик памяти.

Тем более что, уволившись из школы, Наталья исчезла лет на пять.

Потом неожиданно позвонила. Дескать, соскучилась, пора повидаться. Не против, если я зайду?

Анна ее звонку обрадовалась, приготовила салатик с крабами, купила втайне от матери бутылочку сладкого вина – но Наталья от вина отказалась: «Как-нибудь в другой раз. Сегодня не могу. За рулем».

Лицо молодое – ни морщинки. Руки ухоженные, в кольцах.

Анна – мириться так мириться:

– Прекрасно выглядишь! – похвалила от души.

– Ты тоже. – Но по глазам видно: не тоже.

Принесла подарок для Павлика – игрушечный вертолет. Дорогой, в роскошной цветной коробке.

Расспрашивать Анна не стала – ни про мужа, ни тем более про детей.

Вспоминали школу. Наталья попросила передать привет директрисе, если та не ушла на пенсию.

– Могу поспорить, что не ушла. С таких-то должностей, – Наталья усмехнулась, – только вперед ногами уходят. На одних ремонтах можно целое состояние сколотить. А вы… с ремонтом, я гляжу, не торопитесь. Продавать не надумали? – И, не дожидаясь ответа, всплеснула руками: – А я все голову ломаю: чего тут не хватает… Ангела. Неужто продала?!.

Когда Наталья, прощаясь, уже в прихожей, вручила ей листок с телефонным номером и сказала: «Надумаешь – звони», – Анна почувствовала смущение, будто ей предлагают что-то нехорошее.

А тут еще мать. Явилась, подлила масла в огонь:

– Ну, и с чем она к тебе заявилась?

– Ни с чем.

– Ни с чем – это ты. А такие-то фифы ни с чем не ходят.

Но, боясь признаться самой себе, что за этой встречей стоит не былая дружба, а желание приобрести если не квартиру, то хотя бы лампу с ангелом (а внутренний голос ей нашептывал: притом задешево, за бесценок), Анна, по обыкновению, перевела стрелки на себя: «Это мне должно быть стыдно – если бы не Наталья, ничего бы у меня не было…»

Было. И началось в кафе.

Он сидел за соседним столиком.

– Ой, глянь-ка, мой бывший, – Наталья обрадовалась и предложила пересесть.

– Не знаю… – Анна вспыхнула, чувствуя ужасную неловкость.

И потом не поднимала глаз от чашки, пока те болтали как ни в чем не бывало. Про каких-то общих знакомых: кто-то открыл кооператив, кто-то уехал за границу, в Америку или в Израиль.