— Наверное. Я не знаю, — нервным жестом запускаю ладонь в волосы. — Говорит, она у него работает.

— Ну, может, правда работает?

— Блять, Гром, ну да, а я — твоя горничная.

— Слушай, ну рано или поздно это должно было произойти, — сочувственно произносит Арс. — У тебя отец в отличной форме. Ему сколько, тридцать восемь? А выглядит еще моложе. Ты же понимаешь, он мужик и…

— Он может трахать кого угодно! — выпаливаю я на выдохе. — Но не в нашем доме. И не ее!

— С домом тебя понимаю. А почему не ее? — Арс проницательно щурит глаза. — Она тебе еще нравится?

Нравится? Какое пресное слово, чтобы описать то, что я испытываю к этой стерве. Совершенно неподходящее.

— Просто ей не место рядом с отцом!

— Почему?

С яростью смотрю на Громова. Что за бесячие вопросы у него сегодня? Нарочно, что ли, пытается меня вывести? Она не может быть с отцом. Точка. Кто угодно, но не она.

— Потому что, блять!

— Просвети меня. Я не понимаю, — он демонстративно разводит руки. — С тем, что твой отец уже может выйти из траура ты согласен. Почему не с ней?

— Потому что я ее трахал!

— Не хочешь, чтобы после тебя ее трахал твой отец?

— Арс! Ты решил мне весь мозг этой темой засрать?

— Ты сам пришел! — напоминает друг насмешливо и ржет, когда я показываю ему средний палец, прежде чем стремительно выйти из зала.

В квартире Арса я ориентируюсь едва ли не лучше, чем в своем доме. Не сосчитать, сколько раз мы с ним здесь зависали в последние годы. Поэтому, оказавшись в кухне, я спокойно достаю бутылку воды из его холодильника, лед из морозилки и мешаю себе «коктейль». Сушняк все еще дерет горло, а в груди нещадно пылает. Никак не затушить ни то, ни другое.

— Так какой у тебя план? — не унимается Гром, следом за мной заваливаясь в кухню.

— План? — спрашиваю недоуменно.

— С Соней твоей.

— Она не моя.

— С Соней твоего отца, — Арс даже не старается сдержать усмешку.

— Она не его! — рычу я, с грохотом роняя стакан на столешницу, так что из него едва не выпрыгивают кубики льда.

— Лады, — соглашается он. — С Соней, которая ничья.

— Блять, Гром, умеешь же ты доебаться.

— Просто я тебя таким никогда не видел, — вдруг говорит он серьезно. — Не хочу, чтобы тебе было больно.

Больно? К сожалению, это слово тоже даже отдаленно не подходит к описанию того, как себя чувствую я. Мне не больно. Этот пиздец — не боль. Это агония. И если я не найду выход — мне путь прямиком в ад. А значит, Громов прав — мне нужен план.

4. Глава 4

Соня

Я чувствую себя разбитой. Не рассеянной, как назвал меня Владимир, пока мы были на объекте, а именно разбитой. Ощущение, что мое и без того перекроенное швами сердце разбилось на куски и невыносимо кровоточит. Больно, аж зубы сводит — так сильно их сжимаю. Сколько времени прошло, а агония все продолжается. Наверное, никогда и не утихнет. Все это такая чушь про «время лечит». Разве что размывает воспоминания. И когда забываешь точные формулировки слов, вспоровших душу, чуть-чуть отпускает. Самую малость.

К обеду я чувствую себя вымотанной морально и физически. Ни разу я так быстро не уставала, особенно от работы. Она всегда мне наоборот в радость, иначе бы я не засиживалась допоздна в офисе. И одним дождливым вечером Владимир не предложил бы меня отвезти. И мы бы не разговорились на будничные темы, и я не почувствовала себя настолько расслабленно, чтобы высказаться по поводу вычурных канделябров, которые хочет запихнуть в проект мой руководитель. И не рассмешила бы Владимира. И он не предложил бы подвезти меня на следующий день снова.

— Отправляйся домой, Соня, — настаивает он, как только мы заходим в здание, где расположен офис его строительной компании, хотя на часах еще нет четырех. Он всегда особенным тоном выделяет мое имя. Мягкие, бархатистые ноты в его сухом на эмоции голосе и деловом тоне всегда напоминали мне что-то. Только сейчас я понимаю, что они напоминали