Стараюсь вспомнить, когда эти мысли наконец прекратились, хотя не думаю, что они ушли полностью. Я по-прежнему думаю о Хоуп больше, чем следует. Прошло уже много лет, но каждый раз, поднимая глаза к небу, я думаю о ней. Каждый раз, как кто-то называет меня Дином вместо Холдера, я вспоминаю о ней и о том, как смеялся, когда она в детстве коверкала мое имя. Каждый раз при виде браслета на руке девушки я вспоминаю о браслете, который Лесс ей подарила всего за несколько минут до того, как ее увезли.

О ней напоминает так много вещей, и больно сознавать, что теперь, когда Лесс с нами нет, будет еще хуже. Теперь всякий раз, как мне что-то напомнит о Лесс, возникнут мысли о Хоуп. Всякий раз при мысли о Хоуп мне вспомнится, как я подвел их. Обманул ожидания той и другой. Когда-то я придумал для них общее прозвище: Хоуплесс, созданное из имен их обеих – Хоуп плюс Лесс. Теперь я сам настоящий Хоуплесс – Потерявший надежду. Потому что сейчас я чувствую себя совершенно отчаявшимся.

Мне как-то удалось просидеть на двух уроках, и никто со мной не заговорил. Дело не в том, что они не обсуждают этой темы. Они ведут себя так, будто я их не вижу: шепчутся, косятся в мою сторону, стараясь прочитать мои мысли.

На уроке мистера Маллигана я сижу рядом с Дэниелом. Тот взглядом спрашивает, как дела. За последние несколько лет мы привыкли общаться без слов. Я пожимаю плечами: нормально. Конечно, это все отстой, и лучше бы меня здесь не было, но что поделаешь? Приходится терпеть. Вот так-то.

– Я слышала, Холдер ни с кем не разговаривает, – шепчет сидящая передо мной девушка другой. – Типа, совсем. С тех пор как нашел ее.

Она шепчет слишком громко: явно понятия не имеет, что я сижу прямо за ней. Дэниел поднимает голову и с отвращением смотрит на них, зная, что их разговор мне слышен.

– Может быть, он дал обет молчания, – предполагает другая девица.

– Угу, может быть. Лесли не помешало бы время от времени давать обет молчания. Ее дурацкий смех иногда здорово раздражал.

Я моментально прихожу в ярость. Стискивая кулаки, я впервые в жизни жалею, что парню нельзя бить девчонку. Я злюсь не потому, что они разговаривают о ней за спиной: чего-то в этом роде я ожидал. Не злюсь я даже и на то, что они говорят о ней, когда она уже в могиле. А злюсь я потому, что в Лесс мне больше всего нравился именно ее смех. Уж если они собираются о ней трепаться, пусть лучше ничего не говорят об этом.

Схватившись за край парты, Дэниел поднимает ногу и с силой бьет по парте девчонки, так что она едет вперед на добрые двенадцать дюймов. Девушка визжит и моментально оборачивается:

– Что с тобой, Дэниел, черт тебя побери?

– Что со мной? – повысив голос, переспрашивает он. Подавшись вперед, он сердито смотрит на нее. – Я скажу тебе, что со мной. До чего досадно, что ты девчонка! Будь у тебя пенис, я бы прямо сейчас врезал тебе по твоей жирной физиономии.

У нее отвисает челюсть, и она явно озадачена, почему он выбрал ее. Правда, ее замешательство проходит в тот самый миг, как она замечает, что я сижу прямо за ней. Глаза у нее округляются, и я улыбаюсь ей, насмешливо помахав рукой.

Я ничего не говорю. Нет необходимости добавлять что-либо к сказанному Дэниелом. Я, судя по всему, даю обет молчания, поэтому не открываю рта. Кроме того, Дэниел сказал, что уже две недели сдерживается, чтобы не наорать на этих людей. Сегодня ему представился, быть может, единственный шанс, так что пусть воспользуется. Девчонка сразу же отворачивается и смотрит вперед, даже не пытаясь извиниться.