– Поищите, – кивнул Сьят и посмотрел на колдуна, который, как обычно, стоял у окна, привалившись к подоконнику. – Так откуда данные об ограблении?

– Не поверишь, – усмехнулся Мьёл. – Иххо нашла. С утра она объявила, что в нашем архиве живёт призрак, и показала папку именно с этим делом об ограблении особняка как доказательство. Якобы оно уже несколько недель появляется каждый день в одном и том же месте. Иххо днём возвращает папку в отдел краж, а с утра дело опять у нас. Она проверила – его как нарочно кто-то на видное место подкладывал. Я попросил у Иххо выписку, чтобы узнать у приятеля, кто из отдела краж так развлекается, и в обед она мне её составила. Кто бы знал, что это дело так быстро пригодится.

– Призрак? – заинтересовалась матушка. – А можно поподробней и... – она заметила строгий взгляд Сьята и виновато улыбнулась: – Ой, извини, сынок. Не время сейчас. Потом-потом.

– Вот дело, – колдун положил на стол зелёную папку. – Вот выписка, – на папку легла помятая записка.

– Может, это и призрак, – задумался рыжий. – Или всё проще: кто-то из отдела краж раскопал дополнительные сведения и занялся своим расследованием. А папку прячет у нас, чтобы кто-нибудь другой от скуки не заинтересовался. Да, матушка, потом архивные призраки. Что ещё по делу скажешь?

– На месте убийства не оглядывался, – Мьёл вернулся к подоконнику. – Убийцу в мешок, тело осмотрел, время смерти записал, а потом слепок с трупа в склянку – и в ведомство. Силу удара при тебе замерял – она убивала. Могу показать на слепках трупа и Ханви.

– Не надо, верю, – поспешно отказался Сьят и посмотрел на последнего участника совещания: – Лу, что у вас?

Загорелый сыскник, чьё имя могли произнести (и запомнить) только его родители-языковеды, открыл папку и скривился:

– Шесть-семь часов вечера зимой – самое поганое время. Все уже или вернулись с работы и ужинают, или ушли на работу в ночную смену. Как водится, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Твои, Сьят, тоже ужинали, когда шум во дворе случайно услышали. В общем, так дело было...

***

Оба почтенных родителя Сьята, Бьён и Адья, работали в главной городской библиотеке, очень любили читать, всюду ходили с книгами и были крайне рассеянными. И когда у согревающих заклятий внезапно кончился срок годности (а вообще-то все бытовые заклятья необходимо обновлять в начале каждой зимы – туманы Мёртвого времени высасывают из них почти всё колдовство), родители спохватились, но поздно – дом уже совершенно остыл. Второпях они перестарались, заклятий использовали больше нужного, и дом к вечеру прогрелся до дикой жары и духоты. Они повсюду открыли окна и лишь потому-то и услышали – тихий-тихий смех с улицы.

Родители отвлеклись от ужина, выглянули в окно и не поверили своим глазам: кто-то протащил что-то тёмное через незапертую (конечно же, снова по рассеянности) калитку, бросил свою ношу в десяти шагах от дома и снова засмеялся – страшно, безумно. Соседку они опознали не сразу, лишь когда Ханви выпрямилась и потёрла спину.

– Это же Ханви... – Адья, чья мать была портнихой, очень любила хорошо одеваться и всегда замечала, как одеваются другие. – Другого такого пальто нет во всём Семиречье, она же его у мамы шила...

– Срочно запираемся, – Бьён, несмотря на библиотекарскую рассеянность, соображал всегда отменно и с мыслями собирался быстро. – Ты – окна левого крыла, я – окна правого и входную дверь. Потом – наверх. Бегом, дорогая.

Когда спустя полчаса они вновь собрались, предварительно потушив во всём доме свет, у кухонного окна, сцена в саду не изменилась. Серебристый свет уличных фонарей. Чёрное нечто. Глубокая грязная борозда на свежем снегу. Хихикающая соседка – неопрятная, с дикими глазами, в расстёгнутом, несмотря на сырой морозец, пальто. Хотя нет, нож появился – в руке Ханви.