Курс был назван по эссе, опубликованному в 2012 году и обращенному к «отношениям желания и политики в постфордистском контексте», в котором Фишер отзывается на комментарий консервативной политикессы Луизы Менш, озвученный в эфире британского ТВ в 2010 году [24]. Менш обвинила протестантов движения Occupy в лицемерии: те проклинали капитализм, пока стояли в очередях в Starbucks и строчили в свои твиттеры на айфонах. В отличие от многих, кто высмеивал Менш, Фишер решил серьезно ответить на ее выпад. Слова Менш звучали цинично и поверхностно, но выводы из ее критики давали поводы для беспокойства. До какой степени наша устремленность в посткапиталистический мир всегда уже подконтрольна и нейтрализована капитализмом? Как нам вообще бороться с «интенсификацией желания приобретать потребительские товары, поддержанной доступными кредитами» [25]? Да и следует ли нам ввязываться в эту борьбу? Согласно Фишеру, ответ Менш на эти вызовы, призывающий вернуться к докапиталистическому примитивизму, неудовлетворителен, поскольку «либидинальная притягательность потребительского капитализма <…> требует контрлибидо, а не просто антилибидинального противодействия» [26].
Фишер подчеркивал эту потребность в контрлибидо, обращаясь к «антимарксистским» текстам противоречивого Ника Ланда, бывшего учителя и коллеги, – в частности, к его эссе Машинное желание. В своей характерной киберпанковой манере Ланд говорил о необходимости становления-репликантом, становления-имманентным силам капитализма. Для Ланда более невозможно предполагать, что «отношение между капиталом и желанием является внешним или подкрепленным имманентным противоречием, даже если некоторые комические аскеты продолжают утверждать, что либидинальную связь с товаром можно преодолеть критическим мышлением». И капитал – «не сущность, но тенденция»[27]. Подобно стремлению к смерти у Лакана, утверждающего врожденный нигилизм человеческого существования как желание вернуться в доэдипальный покой утробы, капитализм, по Ланду, столь устойчив сегодня именно потому, что киберпространство «уже под нашей кожей» и сбежать от него можно лишь в какое-то несуществующее докапиталистическое воображаемое [28]. У нас столько же шансов сбежать от капитализма, как и влезть обратно в материнские утробы. Таким образом, попытка отделить наши желания от капитализма подобна установке стернотома в грудную клетку еще живого модернового субъекта; этому изначально иррациональному предприятию разум не помощник.
Несмотря на то что проект Ланда в своем отрицании разума отчетливо противопоставлен идеям Фишера, а современные левые в ужасе от прокламаций первого, Фишер считал, что левым не следует игнорировать наблюдения Ланда.
Центральным сюжетом цикла лекций Фишера должны были стать способы противодействия такой критике (или же ее этичного обоснования) с применением контрлибидо к капиталистическому – или уже посткапиталистическому – желанию. И на первой лекции Фишер вновь обратился к провокации Менш, а также обозначил некоторые из неразрешенных противоречий, с которыми не справился он сам (в том числе в Кислотном коммунизме). Впрочем, как он и предупреждал читателей во введении к Кислотному коммунизму, его первостепенной задачей было уяснить (вместе со студентами), почему прошлые контрлибидинальные движения не добились реальных перемен в обществе; лишь справившись с этой задачей, можно переходить к обсуждению контрлибидинального будущего.
Первые лекции курса ищут ответы в разных текстах, от густотеоретичных до журналистских и популярно-исторических. Например, во второй лекции Фишер отмечает (возможно, для кого-то неожиданное) влияние фрейдистского психоанализа на зарождающуюся контркультуру и для этого обращается к двум кардинально отличным взглядам на этот период: тексту 1955 года Герберта Маркузе, философа Франкфуртской школы, и эссе 1981 года Эллен Уиллис, феминистской писательницы и музыкальной критикессы; представляя тем самым двойную перспективу – предвосхищение зарождающейся контркультуры и разоблачающий некролог окончательно провалившегося движения. И это обескураживающий контраст.