– Это как? Энергосберегающими бывают лампочки, шеф.

 – И женщины их тоже. Все бабы у них такие маленькие, худенькие. Такие, как ты, бледненькие. Чтобы место мало занимали, энергию берегли, кислород экономили. Природу-мать нашу, женщину. Не в обиду, Вика, ну вот ты и твое поколение мне напоминаете порции в их европейских ресторанах: малюсенький кусочек мяса, вокруг загогулины из соуса и веточка зелени. И название забубённое. Типа "Паштет Шепс-плюм-пимпиннэлла" в соусе "Бламанже, пожри и сдохни уже".

– Спасибо, шеф,  за вашу доброту, – с чувством прижимаю руки к своей энергосберегающей груди.

 – Не, ну ты не обижайся. Тебе ж за меня замуж не идти. Но сердце за тебя болит. Потому я и послал тебя в Европу. Чего впахивать, когда природа-мать не обделила? Была б ты страшная, я бы еще понял бы. А ты не страшная, и потому дура.

– Дура, – покорно киваю я. – Не хочу богатого. Хочу всего сама добиться.

– Так и я об этом. Я тебя зачем в Швейцарию на стажировку послал? Чтобы ты мелким задом своим крутанула и за богатого сынка замуж вышла. Они там в бизнес-школах табунами ходят. А ты чего? Диплом отличницы привезла. И все. Дура и есть! Ну теперь вот на себя и пеняй. На меня не надо! – он деликатно отворачивается, видя, что я лезу в карман за бумажным платком.

Слезы уже на подходе. Поэтому тихо шмыгаю носом и зажимаю его платком.

– Извините, шеф, аллергия! – оправдываюсь я.

– Ну я так и понял, – бурчит Кинг Конгыч, рассматривая что-то за окном. – Кстати, забыл сказать. У нас в ресторане новый су-шеф. Вернее, су-шефиня.

 – Шеф-повар привел? Гаспар? Его протеже?

– Мое протеже, – Кин Конгыч отходит от окна и садится за стол. – Невеста сынка моего. Как и наш шеф-повар Гаспар тоже во Франциях училась лягушек жарить в какой-то там супер-харчевне. Мой сын попросил ее пристроить в наш ресторан, опыта набраться. Ну я к Гаспару  девочку и отправил. Добрый потому что. Я, в смысле, не Гаспар. Хоть и на лицо Бармалей. Им же, детям моим,  как чего нужно – так сразу к папе. А как не нужно, так папа хоть помирай.

Мне сейчас его семейные дела до лампочки. Но нужно изображать сочувствие. Хотя больше всего хочется забиться к себе в кабинет, запереть дверь и всласть порыдать. Потому что не везет мне. А когда не везет, так будь ты хоть три тысячи раз умная, работящая и расторопная. Но на тебе черная метка стоит: "В счастье не пущать!" Прям на лбу и выжжено каленым железом!

Надо бы что-то сказать. Не важно что. Лишь бы не молчать. Я открываю рот, но в этот момент дверь распахивается, и в кабинет заходит тот самый насильник, который затащил меня вчера в номере под кровать. А вместе с ним блондин-красавчик, что клеился ко мне возле лифта.

Молча смотрю на вчерашнего моего героя-недолюбовника. А он в не меньшем шоке смотрит на меня.

– Вот, сынки мои. Артем, – Кинг Конгыч кивает в сторону блондина, – и Марк, – он хлопает по плечу того, с кем мне вчера изменило тело. – А это Вика. Моя правая рука пока еще. Вернее, не моя, а бывшего управляющего, которого мы проводили на заслуженный отдых.

Выйдя из ступора, вежливо киваю.

– Да вы садитесь. Чего застыли все втроем?

Блондин Артем тут же пересекает комнату и садится в кресло Сан Саныча. Марк, бросив на меня украдкой взгляд, отодвигает от стола шефа кресло и садится с другой стороны. Я обхожу круглый стол и специально сажусь как можно дальше от него.

– Кресло не очень удобное, – Артем ерзает в кресле Сан Саныча. – Не мог ортопедик из Италии заказать?

– А ну брысь с царского трона! – рявкает Кинг Конгыч, полностью оправдывая свою кличку. – Папа еще живой!