– Для чего это я не подхожу? – насторожился Курт. – Какой еще судьбы? Эй, я вовсе не уверен, что…

– Постарайся добраться в Джанхар, мальчик, – почти нежно сказал умирающий маг. – Это может оказаться важным. В конечном счете это может оказаться важней всего остального. Кроме того, тебе там помогут.

– Джанхар! – воскликнул Курт. – При чем здесь Джанхар?! Я не собираюсь принимать участия в вашей войне.

– Ты остерегся рассказывать мне о том, что с тобой произошло у крепостной стены, однако, как ты сам изволил заметить – я все-таки маг, – проговорил умирающий. – Ты уже начал свою войну, мальчик, и начал ее на нашей стороне. И сюда ты пришел не случайно, хоть никто и не планировал нашей встречи. Судьба решила так.

– Опять вы о судьбе! – недовольно проговорил Курт. Разговор перестал ему нравиться: снова его втягивали во что-то, от него не зависящее, опять лишали с таким трудом обретенной свободы. Конечно, этот маг не может его заставить. Вот сейчас маг умрет – и все. И никаких Джанхаров! Все его идеи и желания умрут вместе с ним. Он не сможет проверить, выполнил ли Курт свое обещание – кстати он и вовсе не обязан ничего обещать… и не будет ничего обещать.

Однако есть ведь такие слова, что хуже цепей – и не захочешь, а пообещаешь. А потом пойдешь и выполнишь. И вовсе не потому, что тот, кто с тебя этого требует, обязательно маг – а просто… потому что черти бы его драли, мерзавца…

– Послушайте, я вовсе не… – начал Курт.

– Прости меня, если сможешь… – пробормотал маг, а потом вдруг швырнул в Курта свой магический посох, гаркнув. – Лови!!!

Курт машинально поймал здоровенную палку, и маг тут же умер.

– Проклятье! – завопил Курт, падая на землю.

Такой чудовищной боли он никогда не испытывал. Она просто не помещалась в нем, свешиваясь в разные стороны причудливыми лохмотьями. Лохмотья тоже болели. Ему казалось, что огромные раскаленные руки выкручивают его, словно мокрое белье. Боль нарастала с каждым вдохом. Каждый раз ему казалось, что – все, что это предел, больней уже не будет, потому что просто некуда. И каждый раз он с ужасом убеждался в обратном. Больней может быть. Еще как может! И так может и этак, а еще и вот так!

– Проклятье! – вопил кто-то рядом, словно бы подражая Курту.

Курт поискал глазами источник звука.

Вокруг – ничего.

Зато рядом…

В руках Курта змеей извивался посох. Вопил он ничуть не хуже – видать, ему тоже приходилось несладко.

«Так вот кто пел и плакал вторым голосом», – отрешенно подумал некто внутри Курта. Сам Курт ничего такого думать не мог. Он был ужасно занят: вопил…

Казалось, прошла вечность прежде, чем боль спала, сменившись тупым, дергающим зудом.

– Что это было? – глотая слезы, хрипло прошептал Курт.

Посох дернулся, словно его укусили – и Курт услышал в ответ такой чудовищный набор ругательств, что выступление давешнего, ныне покойного наемника показалось ему чем-то вполне милым и домашним.

– Послушай, ты чего так разошелся? – едва ворочая языком, Курт все же попытался урезонить разошедшуюся деревяшку.

– Да что ты понимаешь, ты… – и посох выплеснул на него смесь ругани, магических терминов, невероятных, просто запредельных оскорблений и откровенной чепухи.

– Послушай, ты действительно уверен что я – это все то, о чем ты говоришь? – Курт попытался воззвать к здравому смыслу. В самом деле – того, что здесь наболтало это «говорящее дерево», попросту не бывает.

Посох ответил оскорбительно звучащим иностранным словом. Курт тяжело вздохнул и постучал его костяшкой согнутого пальца по набалдашнику.

– Ты – псих, – убежденно сообщил он посоху. – Но я тебя понимаю. В конце концов, у тебя хозяин погиб и все такое…