Курт покосился на свою соседку. Элна задумчиво смотрела перед собой, мерно шевеля губами. «Молитву читает», – подумал Курт и вдруг понял, по губам угадал – она же поет! «Песня Дальней Дороги» – когда-то Курт знал этот мотив… если постараться… пальцы легли на лады, сид встрепенулся и запел, вначале глухо, потом все звонче. Элна повернула голову и посмотрела на Курта.

– Спасибо тебе, – сказала она и улыбнулась.

Да, вот такой он и есть, Курт-Зазывала, про которого Элна же и сказала: «Да он сам себе – гильдия, отстаньте от него. Вот пусть сам себе налог и платит.»

И ведь отстали. Все-таки что-то он из своего сида выдавить в состоянии. Кой-кого из прохожих, кто вкусом попроще, а ухом потолще, это иногда привлекает – а значит и нищему, что рядом устроился, тоже что-то перепадет. То есть скорей всего именно нищему и перепадет. Любой человек, вслушивающийся в его музицирование больше минуты, просто звереет и навсегда отказывается от идеи что-нибудь ему давать. Некоторые открыто заявляют, что он им еще и доплачивать должен за то, что они терпят подобное безобразие. Ну, а раз денежка все равно уже вынулась, да тут кстати, совсем рядом сидит такой настоящий, такой правильный нищий, и даже кружка у него гильдейская – медная и с клеймом. Все как положено. И мелкий медный грош со звяканьем падал на дно медной кружки. Медь к меди. Денгер – богатый город. «Медью» здесь зовут нищих, и богатые дамы имеют ее только для подаяния – которое, как известно, угодно богам и даже искупает грехи. У богатых много грехов. Впрочем, теперь не дают даже богатые – видимо, они срочно исправились и больше не нуждаются в искуплении. А может, им просто наплевать. Война…

Курт взял несколько аккордов и запел жалобную песню о несчастном маленьком мальчике, потерявшем всех своих родных и вынужденном просить монетки у холодной и безжалостной луны. Сид хрипло дребезжал. Голос не отставал, с каждой нотой становясь все противнее. Голос и сид словно бы устроили соревнование – кто окажется хуже. Голос лидировал с небольшим отрывом, но сид внезапно совершил рывок и уверенно победил – неожиданно с омерзительным звуком лопнул самый толстый бас, лопнул и скрежеща заскользил по соседнему. Спешивший мимо мрачного вида прохожий вздрогнул и тихо выругался. Выругался, но не задержал шага. Война…

– Что, Элна, сходим, может, на соседнюю? – предложил Курт – Чует мое сердце – здесь нам сегодня, кроме луны и голодного брюха, ничего не светит.

– Отберут твою кружку, – тихо ответила Элна. – А мне штраф дадут.

– Но… Рий и Дорм наверно уже дома, – нерешительно возразил Курт.

– Есть еще Хэк, – заметила Элна. – И ему всегда скучно. Он везде ходит.

Курт вздохнул. Вездесущего старшину нищих он знал хорошо. Тот трижды лично отбирал у него кружку, хорошо зная, что шляпу Курт положить не посмеет. Не посмеет – потому что, положив шляпу, он как бы объявит себя уличным музыкантом… а тогда это уже проблемы совсем другой гильдии. Достаточно просто послать им человечка с информацией – и «неправильного» Курта, это недоразумение природы, изобьют так, что он в жизни ни одной струны больше не коснется. Конкурентам гильдейские музыканты просто ломают пальцы. У них даже приговорочка есть такая: «ложку с кружкой держать будет, а сид и ширгу – никогда…» Старшина нищих хорошо знает, что Курту об этом известно, поэтому и не применяет к нему каких-то суровых мер – зачем? Достаточно просто отобрать у Курта кружку, и можно идти по своим делам – новую Курт раздобудет нескоро. Денег у него нет, а в долг ему никто не поверит. Не те времена, чтоб нищему в долг давали. А ведь он даже и не нищий – так, непонятно что с непонятно чем.