Он обернулся, пытаясь разглядеть Велгу, и не заметил Муху, которая поднималась по лестнице.

– Куда, остолоп?! – взвизгнула Муха и пригнулась, чтобы увернуться от сундука. – Вот же медведь неповоротливый.

– А? Ой! Муха, прости, – Данила закрутился на месте, замотал огромным сундуком с кованными углами. Девушки отскочили от него в разные стороны.

– Кто только додумался его в дом пустить? – выгнула бровь Муха. – Ему бы на конюшне за лошадьми ухаживать.

– Пожалей лошадей, Муха, – хихикнула Велга. – Он переломает им хребты.

– Чего вы? – надулся Данила. – Я же осторожно.

– Пожалуйста, Данько, – протянула сладким голоском Велга, – отнеси этот сундук в повозку и не сломай. Там мои любимые наряды.

Пунцовый от смущения холоп начал спускаться. Девушки, взявшись за руки, прошли к покоям хозяйки. Велга рядом с Мухой чувствовала себя почти неловко. Раньше они обе были худощавые, юркие, лёгкие, но последние годы их изменили, и Муха вдруг вытянулась, стала высокой, статной, а Велга так и осталась крошечной.

– Спорим, Данько завтра разрыдается, когда мы будем уезжать? – хмыкнула Муха.

– А ты нет?

– Не дождёшься, – она улыбнулась, храбрясь, но не смогла скрыть тоску: – Если только потом, когда выедем за ворота, чтобы он не увидел.

Они остановились у двери, всё не разнимая рук.

– Я уже скучаю по дому, Велга.

– Как я и сказала, можешь остаться, если хочешь. Я уговорю родителей. Но ты мне нужна будешь там.

– Ну уж нет, – помотала головой Муха, точно отряхиваясь от печальных мыслей. – Мне, может, тоже хочется замуж за какого-нибудь северянина. Вряд ли, конечно, там все хлопцы как Ярополк Снежный… – она мечтательно закатила глаза, и Велга тоже не удержалась, вздохнула, вспоминая песни, что гусляры пели о великом князе.

– Ладно, я пойду, – неохотно пропищала Велга и толкнула дверь в покои родителей. – А то как вспомню про Снежного князя, и…

– Ох…

– Да-а-а…

– О чём вы там вздыхаете? – раздался холодный голос матери из-за приоткрытой двери.

Слышно было, как Муха, хихикая, убежала прочь.

Велга прикрыла за собой дверь, задержалась у порога. В покоях ярко светило солнце, ставни оказались широко распахнуты, из них открывался вид на благоухающий сад.

Госпожа Буривой расчёсывала волосы Кастусю, а тот вертелся и всё пытался вырваться.

– Да озарит Создатель твой путь, матушка, – легко поклонилась Велга.

– Доброе утро, родная, – на мгновение отвлеклась мать и случайно дёрнула запутанную прядь, отчего сын громко ойкнул. – Сиди смирно. – Она положила руку с длинными, унизанными перстнями пальцами ему на плечо.

На полу, так же непоседливо елозя, как и Кастусь, лежала мартышка. В передних лапах у неё был царский орех, задними она дрыгала в воздухе. Заметив Велгу, мартышка вскочила, радостно загугукала на свой чудной манер и ловко взобралась девушке на плечо.

Велга погладила мартышку по медной шёрстке, а при виде брата скривилась. Он в ответ показал ей язык, отчего девушка вспыхнула и тоже показала язык.

– Велга, не веди себя как ребёнок, – даже не взглянув на неё, привычным ровным тоном сказала мать. – Константин, сиди смирно и дай себя расчесать. Тут колтун. Ты же не хочешь, чтобы собственная невеста подняла тебя на смех? Приедешь в Златоборск, а у тебя волосы в колтунах, как у дворовой псины.

– И все решат, что у него лишай, – добавила Велга.

– Сама ты лишай!

– Это ты лишай! – вспылила девушка.

Мартышка на её плече испуганно пискнула и спрыгнула на пол, схватила обронённый орех и утащила в дальний угол.

– Хватит, вы оба, – голос матери прозвучал так же холодно и ровно. – Белка ведёт себя лучше вас, а она всего лишь глупая мартышка. Велга, ты уже не маленькая. Будь сдержаннее. Константин, – добавила она с большей угрозой, – сиди смирно.