Когда у человека шок и он оказывается в отчаянном положении, без работы и без денег (зарплату в университете нельзя считать деньгами, а только чем-то вроде стипендии, когда родители кормят и одевают, а на стипендию ты считаешь себя независимым и ходишь в кино), так вот – этот человек всегда начинает думать о самых важных насущных проблемах своего нового положения. Так и я, плелась домой со своим пакетом с чашками и думала, что мне нужно срочно искать, где зарабатывать деньги, ведь мне необходимо содержать домработницу. Я просто не в силах поступить с Ириной Андреевной так жестоко… Я не очень внимательно слушала все-все про её жизнь, но точно помню – у неё нет больше никаких доходов, только ведение нашего с Мурой хозяйства. Придётся нам с Мурой сократить наши расходы на питание и одежду.

…Меня никогда ещё ниоткуда не выгоняли… Нет, один раз выгоняли – с урока физики за то, что я во время объяснения правила буравчика красила Ирке ногти. Лак был хорошенький, такой розовый.

Мне так ужасно стыдно, стыдно, стыдно! Чувствую себя жалким котом. (Хотя и котов выгонять нельзя, не только собак.)

Во дворе встретила Лысого. Пришлось сдержать своё обещание, данное неделю назад в расчёте на большую зарплату, и заплатить:

1. За форму для консьержки – фуражку и белый кружевной передник.

2. За парковку старикана.

3. За другие общественные нужды Лысого, кажется, хочет купить консьержке маленький телевизор.

Это были мои последние деньги… Господи, что же теперь будет? (Имею в виду с Ириной Андреевной.)

Пришла домой, собиралась рыдать и искать работу, но оказалось, что у меня дома теперь не дом, а плацдарм боевых действий, и сводка такова:

1. Позвонил Роман.

Роман меня любит, так и сказал: «Я тебя люблю». Ох! Эти слова всегда отдаются в животе таким приятным щекотанием…

2. Позвонила Алёна.

– Все идёт отлично, просто замечательно. Ты знаешь, эти долгоиграющие связи с женатыми – прямой путь к одинокой старости. А теперь Роману придётся выбирать, – сказала Алёна, – и лично у меня нет сомнений, кого он выберет, тебя или свою мымру.

Ой-ой-ой, неужели правда меня?! Алёна ко мне пристрастна? Или нет?

3. Позвонил Роман.

– Я звонил домой. Жена говорит, что дочка положила в карман мою фотографию. Смотрит на фотографию и говорит: «Папа меня не вырастил, а хочет бросить».

4. Позвонила Женька.

Сказала: «Какая серьёзная девочка с недетскими мыслями и выражениями».

– Что жена девчонке положила в карман, с тем она и ходит. Или жена вообще врёт, – цинично добавила она.

Какая Женька всё-таки приземлённая. А вдруг девочка и правда страдает, а я ничем не могу ей помочь…

Женька ничего не понимает, она развелась с Катькиным отцом, когда Катьке было полгода, и теперь нудит: «КатькаПозвониПапе, КатькаПозвониПапе…» Просто чтобы у Катьки был отец.

Вечером пришёл Роман, мы с ним сидели на кухне и обсуждали ситуацию. Роман рассказывал, кто кому что сказал.

Жена (все ещё не могу поверить, что жена и моя подруга Лариса – одно лицо!) сказала: «Половины салона и ребёнка тебе не видать как своих ушей!». Мама Романа сказала: «Глупо менять своего родного ребёнка на чужого». (Чужая – это Мура.) Друг Романа сказал: «Хотя у жены и нелёгкий характер, но у твоей новой (новая – это я) может оказаться ещё хуже». Тёща сказала: «Буду являться к тебе во сне каждую ночь и очень строго укорять за все».

(Интересно, правда ли она умеет по своему желанию появляться в чужих снах? Очень надеюсь, что ко мне она не планирует приходить.)

Мы так долго все обсуждали, что я совсем перестала понимать, как все это вышло, – как будто, я как Алиса в Стране Чудес, выпила не из той бутылки, и я уже вовсе не я, а тону в серой мутной каше.