– На английском говорят хорошо?

Баркер оглянулся, давая понять, что женщины где-то неподалеку.

– Вполне бегло. Я сократил список, попросив назвать как можно больше английских футбольных команд. Одна даже знает клуб “Александра Крю”[21].

– Думаете, служба разведки использует столь же изощренные методы?

– Конечно, нет, сэр. Разведка выбирает тех, что пострашнее.

Первой вошла та, что назвала клуб “Александра Крю”. Льюис поднялся и проводил ее к стулу напротив своего стола. Передвинул стопку папок, мешавших видеть женщину. В шляпке с полями и бархатном платье она напоминала аристократку-суфражистку. Впечатление усиливали армейские ботинки определенно большего, чем нужно, размера. Лицо широкое, угловатое, густые брови; глаза необычного желтовато-зеленого оттенка, волчьи глаза, смотрели одновременно и на Льюиса, и сквозь него. В первый момент ему даже показалось, что они уже встречались где-то, и, хотя это было не так, он покраснел, точно подумал о чем-то постыдном. Взяв себя в руки, он пробежал глазами наспех напечатанный Баркером отчет.

– Урсула Паулюс. Родились 12 марта 1918-го. Висмар?

– Да. Правильно.

Определить возраст переживших войну людей непросто. Потери, лишения, плохое питание состарили всех, особенно женщин. Морщинки были глубже, волосы тускнели, утрачивали блеск и цвет. В лице сидевшей перед ним немки Льюис видел мудрость и страдание, обычно неведомые в двадцать восемь лет.

– Вы с острова Рюген?

– Да.

– Как добрались до Гамбурга?

– Пешком. – Она посмотрела на свои ботинки. – Извините. Обувь получше я еще не раздобыла.

– Я принимаю решение не на основании вашего наряда, фрау Паулюс. Где вы выучили английский?

– На острове, в школе.

– Вы не захотели остаться на Рюгене?

Она покачала головой.

– Из-за русских? – догадался Льюис.

– Они не очень хорошо обращаются с немецкими женщинами.

– Слабо сказано.

– Это… эвфемизм? – спросила она, уточняя, правильно ли употребила это слово.

Он кивнул. Толковая, как говорят американцы.

– Говорите по-русски?

– Немного.

– Это поправимо. Если Советы устроят все посвоему, мы все в конце концов заговорим по-русски. – Льюис еще раз заглянул в листок Баркера: – Во время войны вы служили на военно-морской базе в Ростоке. Чем занимались?

– Я была… по-вашему, стенографисткой.

– Ваш муж? У него есть работа?

– Мой муж погиб в начале войны.

– Извините. Здесь сказано, что вы замужем.

– Да… Мы ведь не развелись.

Льюис поднял руку, извиняясь.

– Ваш покойный муж служил в люфтваффе?

– Покойный… то есть мертвый?

– Да.

– Да. Он погиб во Франции. В первые недели войны.

– Мне очень жаль. – Льюис нетерпеливо покачал ногой. – Итак, фрау Паулюс. На работу переводчика претендуют сотни немецких женщин. Почему мне следует выбрать вас?

Она кокетливо улыбнулась:

– Девушке нужно как-то греться.

Ему понравился ее честный ответ. Льюис придвинул папки двух других женщин, но для себя уже все решил. Он побеседует с другими кандидатками, но это вряд ли что-то изменит. Дело не ждет, да и на кабинетную работу у него стойкая аллергия. Фрау Паулюс вполне подходит. Ему требуются люди, знающие свое место, но при этом не сетующие на судьбу. А еще его заинтересовали ее ботинки – откуда они, по каким дорогам прошли, какой опыт несли с собой? Он уже представлял, как расспрашивает ее – потом, позже, может быть, в машине, – выслушивает историю ее путешествия с острова Рюген в Гамбург, историю бегства от русских.

Он пододвинул коробку с только что доставленными вопросниками, взял один и протянул ей:

– Вам нужно это заполнить. Возможно, некоторые пункты покажутся вам глупыми – извините. – Потом выдвинул ящик стола и достал кое-что еще: тетрадку с талонами британских вооруженных сил. Оторвал два талона и тоже протянул ей: – Вот. Купите себе новые туфли.