– Ненавижу тебя, – сказала я.

Он покачал головой:

– Это неправда.

– Хочу ненавидеть.

– Надеюсь, у тебя не получится.

– Не ври себе, Эван. Ты не любишь меня. Ты любишь свое представление обо мне. У тебя в голове каша. Ты любишь то, что я воплощаю.

Эван склонил голову набок, и его карие глаза сверкнули ярче звезд.

– А что ты воплощаешь, Кэсси?

– То, что ты, по твоему мнению, потерял. То, что тебе не дано. Но я это только я.

– И что же ты?

Я понимала, о чем он говорит. И в то же время, конечно, не понимала. Речь шла о неразрывной связи между нами, которую не постичь ни ему, ни мне – связи между любовью и страхом. Эван – любовь. Страх – это я.

Бен выждал, чтобы выскочить, как черт из табакерки. И, как только я вошла в дом, он так и сделал.

– Все нормально?

Я вытерла слезы и рассмеялась.

«Конечно нормально, Пэриш. Если не считать этот инопланетный апокалипсис, все просто отлично».

– Чем больше он мне объясняет, тем меньше я понимаю, – призналась я.

– Я тебе говорил – с этим чуваком что-то не так.

Бен очень старался не изъясняться в стиле «я же говорил». Ладно, не очень. По сути, именно этим он и занимался.

– Что бы ты сделал, если бы у тебя десять тысяч лет не было тела, а потом вдруг раз – и появилось? – спросила я.

Бен посмотрел себе под ноги и постарался сдержать улыбку.

– Наверно, сходил бы в туалет.

Дамбо и Меган испарились. Мы были в гостиной одни. Бен стоял у камина. Золотые отблески огня плясали у него на лице. За шесть недель, которые мы провели в конспиративном доме Грейс, у него даже появились щеки. Сон в неограниченном количестве, еда, свежая вода и антибиотики сделали свое дело, и Бен стал прежним. Вернее, почти прежним. Он уже никогда не станет таким, каким был до вторжения. В его взгляде сохранилась затравленность, а в движениях – опаска, как у кролика на лугу, над которым парит ястреб.

И Бен был такой не один. Я только через две недели после того, как мы добрались до убежища Грейс, смогла заставить себя посмотреться в зеркало. Вышло как при внезапной встрече с одноклассниками, которых не видела со школьных времен. Ты узнаешь их, но больше смотришь на то, что изменилось. Они не совпадают с воспоминаниями, и в первые секунды ты пребываешь в полной растерянности, потому что для тебя одноклассники – это память о них. Вот и я, посмотревшись в зеркало, не совпала с памятью о себе. Особенно нос, который стараниями Грейс немного съехал вправо, но это ладно, убиваться не стану. У меня нос кривой, а нос Грейс вообще испарился – вместе с нею самой.

– Как там Сэм? – спросила я.

Бен кивнул в сторону коридора.

– Зависает с Меган и Дамбо. За него не волнуйся.

– Он меня ненавидит.

– Это неправда.

– Он сам сказал, что ненавидит.

– Дети часто говорят не то, что думают.

– Не только дети.

Бен кивнул и посмотрел мне за плечо на входную дверь.

– Рингер была права, Кэсси. Это довольно бессмысленно. Он похищает человеческое тело, чтобы перебить все непохищенные тела. Затем в один прекрасный день решает убить всех своих, чтобы спасти непохищенные тела. То есть он решает убить не одного или двух своих там или тут, а всех. Он хочет уничтожить целую цивилизацию. И ради чего? Ради девушки. Девушки!

Зря Бен это сказал. Он и сам это понимал. Но я, чтобы снять любые вопросы, очень медленно и по возможности доходчиво сказала:

– Знаешь, Пэриш, все может быть чуть сложнее. В нем есть и человеческая часть.

«О господи, Кэсси, что с тобой такое? Минуту назад ты была готова порвать Эвана на куски, а сейчас бросаешься на защиту».

– Меня не касается человеческая часть, – ожесточился Бен. – Я знаю, что ты была не в восторге от Рингер, но она чертовски умна и правильно сказала: если у них нет тел, им не нужна планета. А если им не нужна планета, зачем они приперлись за нашей?