Сюда стало приходить больше посетителей, а значит, Господа стали получать больше магии, что, в свою очередь, означало, что они могли сделать больше. Они могли расширить границы воображения, чтобы демоны возвращались снова и снова, пока не станут зависимы от этих ощущений. В этом и был смысл «Негрустинка» – ты снова и снова находишь неуловимые чудеса и невозможные развлечения, пока твое время не выйдет.

Перемены на рынке почему-то заставили его нервничать. Но Аластор рад был увидеть несколько сотен посетителей и очередь у входа. Хотя бы кто-то хотел отвлечься от проблем королевы Пиры и этой непонятной Пустоты. Именно так и должны себя вести демоны. Не принятие, а бегство, пока проблемы не решатся сами собой.

«Это… несколько отличается от того, что я помню», – признался Аластор.

Все стало таким… ярким. Громким. Группа оборотней стояла на платформе, повиснув на хребте Подлеца, подвывая в такт мелодии и играя на визгливой скрипке со струнами из тролльих жил и свистящем аккордеоне, сделанном из легких боевого кабаненка. Рядом болтались демоны, которые очень обрадовались следующей песне.

Один из Господ вдруг появился на гигантской бочке сверкающей магии. Он взял у посетителей бутылку и вылил в бочку плату за вход. Этого было достаточно, чтобы заставить нити ламп, работавших на магии, заморгать, а бочка выплюнула сверкающие пузырьки. И они разлетелись в два разных коридора, указав две дороги развлечений.

Если пойти туда, где раньше был желудок Загогулины, теперь задернутый странным шелком в изумрудно-черную полоску, можно принять участие во множестве разных развлечений. Здесь было много всего. Аттракцион, где можно, с помощью магии, вылепить своего врага из воска и поменять местами части его тела. Соревнования по стрельбе феями из рогатки с прекрасными призами, гонки каменных ящериц, вонючие ботинки и подмышки, ныряние в хихикающий сок за сочным фруктом. Последнее было немного опасным развлечением, потому что нужно было успеть поймать сочный фрукт зубами до того, как ты растворишься в булькающем хохоте сока.

Появились и новые развлечения. Мальчик заглянул в новый коридор, и когда они с Аластором увидели, что там было, глаза Проспера едва не вылезли из орбит.

Там было огромное кольцо из костей, на котором кружились корзины с демонами. Еще одно хитрое изобретение позволяло демонам парить на цепях с помощью железных крыльев, как будто они на самом деле летят. Они порхали над рынком, визжа и чертыхаясь. Еще одна вывеска обещала павильон, в котором можно гулять по своим собственным снам или встретиться с давно умершим предком. Новая яркая краска, полосатые палатки, гирлянды магических огней там, где раньше светились феи в стеклянных шарах. От фей, кстати, было больше света, как припоминал Аластор.

И вообще, прежнюю вывеску «Рынок “Негрустинок”» заменили на «Канавал “Негрустинок”».

– «Канавал», – прочел мальчик. – В смысле, «карнавал»?

«На вывеске разборчиво написано “Канавал”, слизняк. Я понимаю, некоторые вещи недоступны человеческому мозгу, но ты постарайся. Не осуждай Господ за их гениальность».

– Все это выглядит очень знакомо, – сказала Нелл, глядя на Проспера, – Правда же?

– Можно и так сказать, – ответил он. – А можно и по-другому, например, «надувательство».

«Что это за слово такое “надувательство”, презренный ты слизняк! Будь любезен, поверни направо. Там всегда было большинство торговых палаток, включая палатку Доцента, если он все еще здесь».

И перед тем, как мальчик смог сделать хотя бы шаг, над головами посетителей раздался гул и завертелся смерч.