– Нет. Пит всегда был немногословен. Наверняка изучал какую-нибудь очередную гробницу. Археология была его страстью. Он постоянно ею занимался и, похоже, знал больше многих специалистов.

К столу пробралась серая кошка и, бросив испытующий взгляд на следователей, грациозно вскочила к миссис Шоу на колени. Та принялась нежно поглаживать и почесывать ее.

– Мы нашли возле тела кое-какие предметы, – сообщил Халифа. – Трость, рюкзак…

– Да, это его вещи. Он их всегда брал с собой, когда ездил исследовать древности. Тростью пользовался из-за ноги. Он ее давно повредил. В автомобильной аварии, что ли.

С озера послышался всплеск. Небольшая лодка разрезала зеркальную гладь. В густой мгле надвигающейся ночи с трудом различались две мужские фигуры: один человек сидел на веслах, другой держал в руках рыболовную сеть.

Халифа докурил последнюю сигарету и вновь обратился к собеседнице:

– У мистера Янсена были враги? Или недоброжелатели?

Она пожала плечами:

– Понятия не имею. Вообще-то он мало что мне рассказывал.

– А друзья, знакомые? С кем он близко общался?

– В Луксоре, по-моему, ни с кем, – ответила женщина не совсем уверенно. – А вот в Каире он знал одну пару и часто к ним ездил, примерно раз в три недели. Супруга зовут то ли Антон, то ли Андерс. Вроде бы швейцарец. Хотя нет, вру – немец. Или голландец… – Она всплеснула руками, как бы прося извинить ее. – Простите, мне нечем вам помочь!

– Да нет, – вежливо возразил Халифа, – вы нам очень помогаете.

– Видите ли, Пит был, как бы это сказать… нелюдимым. Секреты держал при себе. За три года я ни разу не была у него дома. Его только дела заботили. Отчиталась за рабочий день – и свободна.

К ней подошел официант, приносивший чай, и прошептал что-то на ухо.

– Хорошо, Таиб, сейчас подойду, – кивнула управительница. Она повернулась к Халифе. – У нас сегодня закрытая вечеринка, надо все подготовить.

– Конечно. В общем-то главное мы выяснили.

В сопровождении миссис Шоу полицейские вышли в просторный вестибюль. Пожилой мужчина в чалме, мурлыча что-то под нос, протирал черепичный пол.

– В бумажнике мистера Янсена лежала одна фотография, – сказал Халифа, посмотрев на висевшие на оштукатуренной стене работы Гаддиса[9]. – Снимок овчарки.

– Арминий, – улыбнулась женщина. – Друг детства. Пит часто вспоминал его. Говорил, что никому из людей не доверял так, как псу. Считал его единственным настоящим другом. – Помолчав, она добавила: – Ведь Пит был очень одинок. И несчастен. Его как будто что-то съедало изнутри…

Некоторое время они молча разглядывали снимки. Двое рабочих на шадуфе[10] за Нилом; женщины, продающие овощи у ворот Баб Завела в Исламском квартале Каира; широко улыбающийся в фотокамеру мальчик в феске… Затем повернулись и вышли на улицу. По дороге ребятишки, оглашая визгом окрестности, катили автомобильную покрышку.

– Да, вот еще что, – внезапно добавила управляющая, когда полицейские уже собрались попрощаться. – Может, это и не важно, но Пит был ярым антисемитом.

Последнее слово она произнесла по-английски. Халифа прищурился.

– Кем?

– Не знаю, как по-арабски… Он был ма хаббиш аль-йехудеи[11].

Плечи инспектора дернулись, будто от легкого удара током.

– Так-так, и в чем это проявлялось?

– При мне он ничего такого не говорил. Просто я случайно слышала пару раз, как он беседовал на эту тему с гостями и с местной прислугой, после чего испытала настоящий шок. Пит заявлял, будто единственной ошибкой нацистов было то, что они не добили всех евреев до последнего, и что на Израиль надо сбросить атомную бомбу. Словом, кошмар… Нет, меня, как и любого нормального человека, конечно, возмущает, что творится в Израиле, но он нес полный бред! – Она нервно стиснула мочку уха с сережкой. – Наверное, надо было прямо ему сказать, да только я тогда подумала: «Он старик, а у них, бывает, ум за разум заходит». И работу терять не хотелось. Впрочем, все это вряд ли вам пригодится.