Эти слова из уст Колена опять заставили Лин вздрогнуть. Он никогда не шел наперекор принятому решению. А мог бы? Он же сам говорил, что он никто.

– Например?

– Ты готова выслушать эту историю еще раз? С самого начала? Все, что нам известно с той самой ночи, когда пропала Сара? И… со всеми грязными подробностями, это нелегко, я бы не хотел, чтобы ты…

– Прошло четыре года. Мы с Жюлианом пережили весь этот ужас, и я готова, Колен. Я знаю, что́ Джинсон сделал с моей девочкой, с другими похищенными девушками, и стараюсь научиться жить с этим знанием. Я знаю, какое он чудовище. Так что давай говори.

Их разговор и исписанные страницы блокнота Колена вернули Лин к ее болезненным воспоминаниям. Вечер 23 января 2014 года возник перед ее мысленным взором, словно это было вчера. Она вспомнила прогулку по пустынному пляжу в поисках идеи для книги, которая все не появлялась: плеск волн, быстрое движение крабов среди скал после их долгого прямого пути по влажному песку, плотный туман, пришедший с моря. Она получила от Сары сообщение и селфи около 17:30, неподалеку от блокгауза, расположенного в южной части залива, примерно в километре от виллы. Обеспокоенная более чем двухчасовым отсутствием дочери, Лин в 19:45 несколько раз пыталась дозвониться на мобильник Жюлиана. Он ответил только приблизительно в 20:30, сославшись на то, что заработался в крипте кафедрального собора Нотр-Дам в Булонь-сюр-Мер, в сорока километрах от дома.

– Очень скоро нам стало известно, что Жюлиан солгал. В то время, когда исчезла твоя дочь, он был не в базилике, а с Наташей Дамбрин, своей начальницей, архитектором-реставратором. Он не сразу сознался и едва не угодил в тюрьму из-за этой неприличной истории.

Лин отхлебнула виски. Она вспомнила невыносимые обвинения против Жюлиана, вспомнила, как жалко выглядел ее муж, когда перед ней и сыщиками ему пришлось признаться в своей измене. Стыд, сокрушивший его, и сразу после этого – его сошествие в ад. А она ничего не видела, поглощенная поисками идеи для книги – той самой, что спустя четыре года станет «Последней рукописью». Несмотря на гнев, на разочарование, она поддержала Жюлиана, осталась с ним: только исчезновение дочери имело значение. Но связь, скреплявшая их семью, распалась.

– Алиби твоего мужа основано на трех пунктах: первый – показания Дамбрин. Второй – наличие у них любовного гнездышка, обнаруженного в башне форта Амблетёз. Третий – местонахождение его мобильника по геолокации GPS в Амблетёзе, в шестидесяти километрах отсюда, в то время, когда ты звонила, чтобы сообщить об отсутствии Сары.

Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться, что Колен, даже если он этого явно не выказывает, ненавидит Жюлиана.

– Судебная полиция прекратила расследование в отношении Жюлиана. Только такой псих, как персонажи твоих книг, мог бы похитить собственную дочь, специально оставив свой мобильник в Амблетёзе, чтобы симулировать свое присутствие там, а заодно втянуть в дело любовницу, сделав ее таким образом своей сообщницей.

– Жюлиан обожал Сару, он никогда не причинил бы ей ни малейшего зла. И он мой муж, поэтому такой вариант даже не рассматривается.

– Существует куча доказательств того, что, даже обожая человека, можно причинить ему зло. Ладно, оставим, в любом случае мы не обнаружили ни одного прокола, никакой улики, противоречащей их показаниям относительно того вечера. С тех пор расследование превратилось в пустую трату времени. Ни свидетеля, ни подозреваемого, ни мотива – ничего в течение полугода, а потом, двадцатого июля две тысячи четырнадцатого года вы получили прядь волос в конверте с почтовым штемпелем Дром. Эта информация распространяется в полицейских картотеках и доходит до криминальной бригады Лиона: они уже три с половиной года ведут расследование по трем исчезновениям. Первое возле Вильфранш-сюр-Сон в январе две тысячи тринадцатого, второе в июле того же года в Аркашоне и третье в ноябре в Гапе. Единственная общая для всех этих преступлений деталь, объединяющая их в одно дело, – отправленная по почте через несколько месяцев после похищения на домашний адрес жертвы прядь волос…