Внезапно Елена остановилась и потянула Федора за рукав:

– Гляди – тот же тип! Маньяк, о котором я тебе говорила! Тот же! Что и в автобусе, и на рынке, и у подъезда!

Федор внимательно вгляделся в странного субъекта в очках, с сухим, продолговатым лицом, который сначала замедлил шаг, а потом поспешно скрылся за киоском с мороженым.

– Похоже, он проявляет к нам интерес, – сказал Федор. – Но это мы сейчас выясним…

– Мне жутко, Федя! – крикнула Елена, но Лосев уже перемахнул через невысокий бортик ограды, идущей вдоль газонов, и напрямки бросился к центральному пятачку парка, где веселая детвора шумела вокруг продавцов воздушных шаров. Он в три прыжка очутился возле киоска с мороженым, за которой исчез незнакомец, и, обойдя ее, остановился, всматриваясь в лица гуляющих. В какой-то момент ему почудилась ускользающая спина странного типа на дорожке, ведущей к повороту на аллею парка. Он ринулся вперед, задевая неспешных горожан, бормоча на ходу рассеянное «извините».

Выскочив на аллею и оглядываясь по сторонам, Федор сделал еще несколько быстрых шагов в сторону пруда, как вдруг из сплошного кустарника прямо ему под ноги на четвереньках выскочила женщина. Она вцепилась Лосеву в колено, пытаясь подняться, но ноги ее не слушались, и она только судорожно хватала Федора за одежду, увлекая к земле. Он подхватил ее под руку и, как мог, поставил наконец на ноги перед собой. В глазах женщины плескался ужас, а по лицу пробегали судороги.

– Прошу вас… Там… Прошу вас… – И она замахала руками куда-то в сторону тенистого частокола деревьев, растущих за густым кустарником. – Там… человек… Прошу вас…

И она уже тащила Федора за собой через завесу грубых веток и листьев в глубину подлеска. Обескураженный Лосев не сопротивлялся, только едва успевал подставлять руку, чтобы не поцарапать лицо о сучья деревьев. Сделав несколько шагов, он остановился как вкопанный, тяжело дыша и даже уже не слушая причитания женщины: в пяти шагах прямо перед ним висел человек. Его шея посинела от тугой петли, а из открытого рта, как тяжелая картонка, вываливался язык. Он еще подергивался в предсмертной судороге, и было слышно, как над ним поскрипывает обмотанная веревкой ветка.

– Снимите его! – заорала женщина в самое ухо Лосеву. – Он еще жив!

Федор растерялся на мгновение, не зная, с чего начать, а потом бросился к повешенному и, обхватив его ноги, приподнял, буквально посадив себе на плечо. Женщина замолчала и, отступив на шаг, наблюдала за происходящим. Судороги самоубийцы неожиданно усилились, и Лосев едва удерживал его на плече, пытаясь сохранить равновесие.

– Ну что он там? – спросил наконец он у женщины, задыхаясь и хрипя, как будто сам только что вылез из петли.

– ОН ТАМ – ХОРОШО! – раздался резкий голос прямо над головой Федора.

Лосев вздрогнул и быстро отпустил повешенного. Тот качался на ветке, сотрясаясь уже не от судорог, а от безудержного смеха.

– СЮР-ПРИЗ!

Неожиданно повеселевшая женщина схватила Федора под руку и развернула лицом к ближайшему густому кустарнику:

– Посмотрите туда и помашите рукой! Вас снимала скрытая камера лобнинского телевидения!

Лосев онемел.

А через секунду произнес громко и отчетливо:

– Вы идиоты! Понимаете? Полные дегенераты!

И под аккомпанемент радостного смеха, вызванного состоявшейся телевизионной шуткой, он пошел через кустарник обратно на аллею, ломая сучья и матерясь…

А таинственный незнакомец с продолговатым лицом бесследно исчез.

Но исчез не только маньяк. Пропала и Елена.

Лосев метался по парку, возвращался на пятачок, бегал к заветной скамейке, дважды обошел пруд и исходил взад-вперед аллею. Все напрасно – его любимой не было нигде.