– О, нет! Не нужно стесняться своего происхождения! – возвестила она голосом начинающей поэтессы, протяжно и с подвыванием. – Вы должны раз и навсегда освободиться от этих иссушающих душу беспокойных мыслей! Не переживайте! Верьте в себя, и вселенная не оставит вас! Даже с нелепым именем с вами все будет хорошо, просто прекрасно!

На присутствующих речь Эллочки не произвела впечатления, очевидно, подобный слог был ее обычным выражением мыслей, но у Глаши кусок застрял в горле. Она вовсе не считала свое имя нелепым и не имела к деревне никакого отношения, но чокнутая тетка ей и пикнуть не дала, и теперь Глаша впала в ступор. Она так растерялась, что на время выпустила Мулю из поля зрения. Когда она заметила коварную улыбку, заигравшую на ее лице, было уже поздно.

– С чего ты решила, дорогая, что Глаша из деревни? – с напускной наивностью возразила Муля.

– А разве нет? – захлопала та густо накрашенными ресницами.

– Ничего подобного! – заверила Муля с жаром. – Просто мама Глаши была большо-о-ой оригиналкой. Правда, дорогая?

Глаша со стуком положила вилку на стол и сжала зубы. Она дернулась, чтобы встать, но горячая рука Райского под столом стиснула ее колено и удержала на месте. В отместку Глаша с силой наступила ему на ногу. Он даже не поморщился.

– Как интересно! А кто ваша мама, деточка? Историк? Филолог? Искусствовед? – принялась Элла гадать с детской непосредственностью.

– Почти! – хохотнула Муля. – Ее мать актриса. Причем очень известная!

В гробовой тишине каждое слово падало на голову Глаши как кирпич.

– Актриса? – То, что было нарисовано на Эллочкином лице вместо бровей, взметнулось высоко вверх. – О! Как интригующе!

– Морозова? Что-то не припоминаю актрису с такой фамилией, – неожиданно подал голос унылый тип.

Глаша взглянула на него с неприязнью.

– А фамилия, Альберт Натанович, была совсем другая. – Муля с удовольствием заколачивала гвозди в гроб Глафиры.

Глаша перехватила умоляющий взгляд Карины, который перебегал с нее на Мулю. Девушка мучительно краснела от стыда, но понимала, что мать не оставила несчастной ни малейшего шанса на спасение.

Сердце Глафиры бешено колотилось, кровь шумела в ушах. Она уже сильно жалела, что не провалилась сквозь землю в начале ужина.

– Амалия, ну не томите! Глаша, скажите же наконец, кто ваша мама?

– Ваша мама умерла? – проявил неожиданную наблюдательность Альберт Натанович.

– Боже, что вы говорите такое? – всплеснула руками Эллочка, а Глаше отчаянно захотелось ударить ее по башке чем-нибудь тяжелым.

– Ничего крамольного. Амалия сказала «была». Так ведь говорят о покойниках?

– Поменьше бы читали детективов, милый доктор, – словно про себя произнес парень в красном свитере. Он, похоже, был единственным, кому история не казалась увлекательной.

Все в ожидании смотрели на Мулю. Оказавшись в центре внимания, Муля приосанилась. Жирные складки на ее боках приобрели монументальность. Она напоминала жирную гусеницу, вставшую на хвост, чтобы полакомиться свежим листочком.

– Амалия! – простонала Эллочка, изнемогая от любопытства.

– Мама, не надо! – еле слышно прошептала Карина.

Какое там! Муля вошла в раж. Ей подвернулась возможность раскатать своего врага в лепешку. Да не просто так! Что там продавщицы в магазине – можно сказать, свои люди и повидали всякое. А здесь, среди приличных людей, при Павле Райском, который, может быть, запал на эту выскочку… Когда он узнает правду, даже не взглянет больше в ее сторону.

Набрав в грудь побольше воздуха, Муля медленно и отчетливо произнесла вслух имя Глашиной матери.