– Что же было нужно констеблю?

– Не знаю. Я только успела сказать, что вы заняты. Вы же знаете констебля. Сплошная грубость.

– Суровая справедливость – вот девиз нашего констебля, – изрек я. – Если случилось что-то действительно важное, я рано или поздно об этом узнаю, тогда и буду беспокоиться. А пока что займусь бумагами.

– У вас нет бумаг, – безжалостно констатировала Савитри. – Вы отдаете их мне.

– Ну и как, все готово?

– Пора бы вам усвоить, что готово, – наставительным тоном заметила Савитри.

– В таком случае, думаю, мне можно расслабиться и погреться в лучах собственной славы великого мастера управления.

– Я очень рада, что вы не наблевали в мою корзину для бумаг, – нахально заявила Савитри. – По крайней мере, я сама смогу воспользоваться ею для той же цели.

И довольная, что последнее слово осталось за ней, она закрыла дверь, не дав мне возможности сразить ее блестящей репликой.

Такие отношения установились у нас к исходу первого месяца совместной работы. За это время она пришла к выводу, что, несмотря на мое военное прошлое, я не был слепым орудием колониализма. А даже если и был, то у меня все же имелись здравый смысл и какое-никакое чувство юмора. Поняв, что я не собираюсь подчинить своей власти ее деревню, она успокоилась и принялась поддразнивать и подкусывать меня при каждом удобном случае. Такими наши отношения и оставались на протяжении семи лет, и это мне нравилось.

Зная, что все требующиеся документы подготовлены и все насущные проблемы деревни решены, я поступил так, как поступил бы любой в моем положении: задремал. Добро пожаловать в грубый и суматошный мир мирового поверенного (простите за каламбур) колониальной деревни. Возможно, где-то принято вести себя по-другому, но если это так, то я не хочу об этом знать.

Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Савитри запирает шкафы, собираясь уходить. Помахав ей на прощание, я еще несколько минут посидел неподвижно, а затем оторвал задницу от стула и направился домой. По пути я случайно увидел констебля, идущего мне навстречу по другой стороне дороги. Я подошел и смачно поцеловал местного представителя правоохранительных структур в губы.

– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты так поступаешь, – сказала Джейн, когда я оторвался от нее.

– Тебе не нравится, когда я тебя целую?

– Когда я нахожусь на работе – не нравится. Это подрывает мой авторитет.

Я улыбнулся, подумав, какое разочарование ждало бы любого злоумышленника, который, глядя на то, как Джейн – в прошлом офицер Специальных сил – целуется со своим мужем, решил бы, что она мягкий или нерешительный человек. Сокрушительный пинок под задницу мгновенно разубедил бы его в этом.

– Извини. Постараюсь впредь не подрывать твой авторитет.

– Спасибо, – серьезным тоном отозвалась Джейн. – Но я все равно шла к тебе, потому что ты мне так и не перезвонил.

– Сегодня я был чертовски занят, – соврал я.

– Савитри подробно рассказала мне о твоих занятиях, когда я звонила второй раз.

– Увы.

– Увы, – согласилась Джейн.

Мы не спеша направились в сторону нашего дома.

– Ну а я хотела предупредить тебя, что завтра ты можешь рассчитывать на визит Гопала Бопарая, который вознамерился узнать, как устроено коммунальное хозяйство. Он снова напился до потери рассудка. И поругался с коровой.

– Плохая карма, – усмехнулся я.

– Корова, наверно, тоже так решила. Она боднула его в грудь и попыталась запихнуть в витрину магазина.

– Го сильно пострадал?

– Отделался царапинами, – успокоила меня Джейн. – Витрина выдавилась. Потому что была не стеклянная, а пластиковая. Не ломается, не бьется и не может порезать осколками.