Его безвинно оболганная жена ответила, что молилась.

– Однако, – прошептал лысый и пузатый жене на ухо, – а играет-то она теперь гораздо лучше. Опять же двигается, вон, как на постели изогнулась. Какая пластика! Нет, я беру свои слова назад, выглядит эта Дездемона молодо.

– Да ей за сорок!

– Ну не знаю, не знаю…

– Да тише ты! Совершенно не умеешь себя вести в культурном месте! Мне за тебя приходится краснеть!

Отелло на сцене бурно ссорился с Дездемоной.

– Опять она про Кассио спрашивает, расстраивается по его поводу. Нет, все-таки ума у некоторых баб ну нисколько! Видишь, что мужик нервничает, ревнует – так промолчи! Нет, ей надо все выложить! За то и получила. Вон, задушил уже!

Жена ткнула его кулаком в бок и с видом мученицы подняла глаза к потолку – дескать, за какие грехи ей такой непроходимый дундук в мужья достался?

Вопрос, разумеется, был риторический.

На сцену буквально вломилась Эмилия и стала уверять Отелло в невинности Дездемоны. Тот не поддавался, а что ему еще оставалось – жену-то задушил уже.

– Вот, – снова зашептал лысый, – эта уж точно молодая. Ишь, как по сцене бегает! У меня глаз верный.

– Да, – прошипела жена, – в молодых девицах ты точно разбираешься, этого у тебя не отнимешь.

Лысый тотчас замолчал и стал думать, сказала это жена просто так, памятуя о его прошлых прегрешениях, либо же ей известно что-то нынешнее. Ох, бабы эти…

Все, что происходило дальше на сцене, его интересовало мало. Дездемона, как и положено мертвой, неподвижно лежала на кровати, появились еще какие-то люди в пышных костюмах и опять-таки в масках. Яго разоблачили и увели на казнь, закованного в цепи. Кассио, раненный в ногу, внезапно перестал хромать и обрадовался, что его оставляют на Кипре вместо Отелло.

Отелло продекламировал свой последний монолог, закололся и упал рядом с Дездемоной. Кассио и Лодовико произнесли финальные реплики, и занавес опустился.

Зрители зааплодировали: кто – искренне восхищаясь спектаклем, кто – под влиянием общего воодушевления, то есть просто заодно с соседями, кто – чтобы не показаться профаном.

Лысый толстяк аплодировал с облегчением. Спектакль, слава богу, закончился, можно ехать домой и там расслабиться на диване с бокалом коньяка. И есть хочется, потому что буфет в этом театре оставляет желать лучшего. Откровенно говоря, дрянь буфет, бутерброды и то быстро кончились.

Занавес снова подняли, и актеры один за другим вышли на поклоны, сняв маски.

Исполнителя роли Яго встретили самыми громкими аплодисментами. Роли злодеев всегда самые выигрышные.

Наконец, последним к рампе вышел Отелло. Он оглянулся, ожидая, что рядом с ним появится Дездемона и они вместе примут свою законную порцию зрительских восторгов, но Дездемона по-прежнему лежала на постели.

– Переигрывает! – прошипела помощник режиссера Гиацинтова, которая стояла за кулисами.

– Или вообще заснула! – подхватила костюмерша Надежда Константиновна. – Коньячку перебрала в последнем антракте, да и расслабилась на кровати.

Гиацинтова вздохнула. Все в театре знали, что после того, как Коготкову бросил любовник, она стала пить. И вот что с ней делать? Неужели и правда заснула? Если так, то придется ставить вопрос перед Главным, чтобы Коготкову заменили. Не ждать же, когда она на сцене упадет, сраму-то будет…

Жалко все-таки Аньку, когда-то была хорошая актриса. Да вот не выдержала, сломалась из-за подлого любовника. Какие же все-таки мужики сволочи!

– Лиза! Тверская! – окликнула Гиацинтова исполнительницу роли Эмилии. – Толкни Коготкову! Что она тут покойницу изображает? Спектакль кончился!