На Новый год мы посещаем близких, которые весь прошлый год пасли овец, и перегоняем скот ближе к горе, с одного пастбища на другое. В такой работе есть свои радости. Пастухи спят под домоткаными навесами и ведут простую жизнь, редко о чем-то задумываясь или переживая. Но это тяжелый труд, к тому же далеко от дома, и пастухи скучают по своим родным в Кочо, а те скучают по ним. Когда пасти овец отправилась моя мать, я ходила в среднюю школу и тосковала по ней так, что едва не завалила все предметы. «Без тебя я как слепая», – сказала я ей, когда она вернулась.

В тот последний Новый год с моим отцом мы с Катрин сидели в кузове пикапа, а отец с Элиасом из кабины наблюдали за нами в зеркало, чтобы мы не выкинули чего-нибудь безрассудного. Мимо нас проносились поля со свежей весенней травкой и желтой пшеницей. Мы размахивали руками и болтали, замечая каждую мелочь того дня, чтобы потом хвастаться перед детьми, которым пришлось остаться дома. Для нас это было величайшим событием, поводом на время оставить работу в поле, школу и повседневный труд. Мы с Катрин подпрыгивали в такт прыжкам пикапа по кочкам, прижимаясь к большому связанному ягненку у наших ног. «Мы съели столько конфет! – позже рассказывали мы дома, наслаждаясь завистью в глазах собеседников. – И танцевали всю ночь до самого рассвета. Жалко, что вас там не было».

Реальность была недалека от этих фантазий. Отец не мог отказать нашим просьбам купить сладости, а встреча с пастухами у подножия горы всегда была очень радостным событием. Мясо ягненка, который ехал с нами в кузове и которого потом забил отец, а женщины приготовили, оказалось очень нежным и вкусным. И мы действительно танцевали езидские танцы, держась за руки и кружась в хороводе. После мы спали в палатках за низкими стенами из тростника, защищавшими нас от ветра. При хорошей погоде мы складывали эти изгороди и спали под открытым небом. Это была простая, но счастливая жизнь. Беспокоиться приходилось только о близких, а они были рядом, стоило только протянуть руку.

Не знаю, что подумал бы мой отец об американском вторжении в Ирак и о лишении Саддама власти, но мне было жаль, что он умер так рано и не увидел, как изменилась страна. Курды приветствовали американских солдат, помогали им войти в Ирак и с восторгом встретили весть о свержении Саддама. Диктатор несколько десятилетий преследовал курдов, а в конце 1980-х, в ходе так называемой кампании «Анфаль» его ВВС попытались уничтожить их с помощью химического оружия.

Этот геноцид озлобил курдов, которые решили во что бы то ни стало дать отпор правительству в Багдаде. Из-за «Анфаля» США, Великобритания и Франция установили бесполетную зону на севере Ирака, а также над шиитскими районами на юге. С тех пор курды стали их верными союзниками. И по сей день они называют вторжение 2003 года «освобождением» и считают эту дату началом превращения их небольших беззащитных деревень в современные города с отелями и представительствами нефтяных компаний.

В целом езиды тоже поддерживали американцев, но не так горячо, как курды, потому что не были уверены, что после свержения Саддама их жизнь изменится к лучшему. Санкции усложнили жизнь для нас, как и для большинства иракцев, и мы знали, что Саддам был диктатором и держал страну в страхе. Мы жили в бедности, почти не имея возможности получить хорошее образование, и занимались опасным и самым низкооплачиваемым трудом в Ираке. Но в то же время при власти баасистов нам разрешали исповедовать свою религию, обрабатывать землю и кормить семьи. Мы поддерживали тесные связи с местными арабами-суннитами, особенно с «киривами», которых считали почти родственниками. Изоляция научила нас дорожить этими связями, а бедность – ко всему относиться практично. Багдад и Эрбиль казались другими мирами, расположенными невообразимо далеко от Кочо. Единственным решением богатых и влиятельных курдов и арабов, которое имело для нас значение, было решение оставить нас в покое.